Ее называли тетей Шурой в техникуме все – от студентов до директора.
Тетя Шура работала техничкой, ее смена заканчивалась, когда шли еще занятия, но домой не торопилась и обычно уходила вместе со студентами. Директор не раз делал ей замечания, что она часто была чересчур заботливой и сердобольной. То кого-то из девчонок угостит домашним пирожком, то, узнав, что кто-то из ребят получил двойку, начнет просить преподавателя, чтобы пожалел неудачника и помог ему исправить ее. Обстоятельства сложились так, что тетя Шура уволилась. Её отсутствие заметили скоро, но она не пропала совсем, ее еще какое-то время часто можно было увидеть у техникума на перемене, после занятий. Она обычно стояла в стороне и смотрела на ребят. А однажды, угощая одну девчонку своим фирменным пирожком с капустой, сказала ей: «Прими за сынка моего, за Вовку. Я так мечтала иметь невестку. Такую, как ты». У тети Шуры случилось большое горе – погиб сын, и она, потеряв его совсем еще мальчишкой, сильно переживала и в каждом студенте и студентке видела свою кровинушку.
Вова ушел в армию с Грэем (так звали его овчарку). Вместе с собакой служил на границе, и ему разрешили взять ее с собой (такое практиковалось). С ней вернулся домой. Всего два дня успел погулять с друзьями, начал было устраиваться на работу, но наступило 19 июня 92-го года. Бендеры. Война. Ночью 20-го он дома не ночевал. И на следующий день тоже. Вся извелась мать в догадках, где сын. Куда идти, кого спрашивать? А вести из Бендер поступали страшные. Тирасполь готовился к защите от опоновцев Молдовы. Вмиг размеренная и спокойная мирная жизнь города наполнилась другим содержанием. На улицах чаще можно было видеть людей в камуфляже, военную технику. Из военкомата приходили, спрашивали о сыне, уточняя, кем и где служил, почему нет дома. Это еще больше тревожило мать. Она не находила себе места, готова была идти куда угодно, лишь бы увидеть своего Вовку (мать так любила его называть).
Спустя пару дней рано утром во дворе неожиданно появился Грэй. Он терся о ноги хозяйки, приседал, задерживал взгляд, вскакивал, направлялся к калитке, возвращался. Он как никогда был беспокойным, чем-то взволнован. Грэй звал за собой, и тетя Шура поняла, что надо идти. И она пошла. Жара стояла неимоверная, асфальт плавился. Собака время от времени останавливалась, оборачивалась, как бы предупреждая хозяйку, что надо идти дальше. Желание как можно скорее встретиться с сыном было сильнее усталости. Ей было все понятно: Грэй упорно вел к сыну. На конечной троллейбусной остановке, в то время совхоза имени Фрунзе, мать решила передохнуть. Хоть на минутку-другую. Ей хотелось снять обувь и пойти босиком, но сколько еще остается шагать, и что скажут люди? Она сидела на скамейке, и, наблюдая за дорогой, по которой все чаще и чаще двигались военные машины с вооруженными людьми, думала: неужели это и есть настоящая война? Она помнила прошлую, тогда была еще девчонкой и жила в Киеве, видела фашистов, которые гнали евреев в Бабий Яр… Становилось страшно, так не хотелось снова видеть ужасы, смерть. И она продолжила путь за Грэем. Суровые лица мужчин на открытых машинах, взрослых и молодых, заставляли ее все больше догадываться, что сын где-то там. Или в Парканах, или в Бендерах. А собака все бежала и бежала. У моста через Днестр организовали заслон – ближе к нему пропускали строго по разрешению. Люди, машины, разная военная техника – все ждали команды. Грэй не переставал рваться к мосту. И вот на ступеньках лестницы мать увидела неподвижно лежащего сына. Он был в той самой форме пограничника, в которой пришел со службы в армии. И зеленая фуражка лежала рядом, ее уронила еще вчера сильная рука.
…Это было четверть века назад. Завтра, в День рождения республики, когда тысячи людей будут чтить своих героев, вспомню младшего сержанта пограничника Вовку, его мать, Грэя, который потом еще долго и исправно нес службу на нашей границе.
А эту непридуманную историю я услышала случайно и поведала вам.
Лилия ТЕРЕНТЬЕВА.
