Один человек написал мне письмо, в котором чистосердечно признался в преступлении, которое чуть было не совершил по благородным, как ему тогда казалось, мотивам. История заканчивается поучительно и одновременно – забавно. Предлагаем её вниманию читателей от первого лица.
Должен вам сказать, что от рождения я совершенно не терплю несправедливости. Ни в каком виде. Это проявилось уже в раннем детстве, когда на излюбленный и, замечу, совершенно бестактный вопрос взрослых «Кого ты больше любишь – маму или папу?» – я категорически отвечал: «Велосипед».
Я рос и вместе со мной возрастал протест против несправедливости (обычно бывает по-другому). В университете я сознательно заваливал экзамен, если видел, что с ним не совладал мой друг. Потом в армии, если кого-то из сослуживцев чаще других ставили в наряд, сам вызывался «подежурить», говорил, что не хочу в увольнительную на Новый год. Но и после службы я сохранил эту черту. Доходило до смешного: отправляясь к кому-нибудь на день рождения, обязательно справлялся, кого ещё пригласили. И если видел, что забыли того-то и того-то, сам приглашал.
Я и теперь всё тот же, старый добрый «юношеский максималист», и горжусь этим. Но всякая система рано или поздно дает сбой. Моя дала на магазине, расположенном в подвале дома напротив.
Началось с того, что нам с женой продали явно несвежую выпечку, потом – подмоченный сахар (мокрый, как известно, тяжелее), потом вообще в пирожке попалось стекло, стоившее автору этих строк половины зуба. Деньги, спасибо, за пирожок вернули (предлагали другой), но осадок в виде сломанного зуба остался. Ну, думаю, лопнуло мое терпение.
С тех пор у меня на этот магазин зуб был. Что делать? Самое простое – покупать в другом. Но, во-первых, другой дальше, а во-вторых, будет похоже на бегство. «Мир – не пансион в Брайтоне, откуда мы можем уехать, если он нам не нравится», – говорил в таких случаях Гилберт Кийт Честертон.
Я решил драться. Но как? Жаловаться? Долго. Доказательств, кроме сломанного зуба, никаких. Да и что это за доказательство, сломанный зуб? Оставалось одно – восстановить справедливость собственными силами, наказав владельца магазина рублем.
Подходящий случай скоро представился. Жена послала меня за грейпфрутами (она тогда увлекалась модной грейпфрутовой диетой). Тут-то я и сообразил, что грейпфруты, продававшиеся в том магазине, выглядели почти так же, как апельсины. То ли грейпфруты у них были мелковатые, то ли апельсины удались на славу. Цвет практически совпадал. Сезанн, умевший различать не то 8, не то 12 разновидностей одного желтого, конечно, разницу бы заметил. Но Сезанн не стоял на кассе.
Если вы не разгадали моего коварного плана, то весь он умещается в одном слове: цена. Апельсины стоят дешевле. Таким образом, оставалось лишь замаскировать грейпфруты под апельсины. Я дьявольски хохотал, отбирая вместо двух-трех штук (о чем просила жена) не менее пяти кило грейпфрутов. «Пусть удар будет ощутимым!» – решил я, словно лично командовал операцией «Буря в пустыне». Сверху, как вишенку на торте, аккуратно уложил штуки три-четыре апельсина. Вуаля!
Нужная картина получилась не сразу. Современники, наблюдавшие за тем, как Сезанн писал свои натюрморты, говорили, что он с необычайным усердием раскладывал элементы композиции. Художник много раз перекладывал все, менял местами, передвигал фрукты, скатерти, посуду, пока каждый предмет не оказывался на нужном месте. Так, в частности, родился знаменитый натюрморт с яблоками и апельсинами. Ваш покорный слуга ограничился апельсинами и грейпфрутами.
Немного волновался у кассы. В обычной ситуации я от страха и стыда под землю бы провалился, но тут меня укрепляла мысль, что моими руками на головы грешников низвергается гнев праведный. Продавщица преспокойно выбила чек, и я не менее спокойно покинул магазин с пятью килограммами грейпфрутов, купленных по цене апельсинов.
Желание поскорее рассказать о невероятной удаче жене заставило меня убыстрить темп. По лестнице в нашем подъезде я уже не шел, а бежал. Как вихрь ворвался в квартиру (жена вязала) и сходу объявил: «Помнишь, как я сломал зуб? Так вот, сегодня справедливость восторжествовала!». Жена недоумевающе воззрилась на меня поверх спиц и спросила: «Магазин сгорел?». Я показал ей увесистый пакет с грейпфрутами и протянул чек. Там было написано «грейпфруты», и цена за шесть килограммов.
Так Всевышний не допустил до греха. Получается, я ещё и «наварил» магазин не меньше, чем на килограмм апельсинов, купленных по цене грейпфрутов. Не знаю только, как они там сведут дебет с кредитом.
«Симфоническая глубина натюрморта в сочетании с тонкой мастерской детализацией самых обычных, повседневных предметов поражает своей красотой», – пишут о творчестве Сезанна знатоки.
Петр Васин.
