Когда-нибудь, спустя энное количество лет, историк, вооружившись заварным кофе и тяжелой настольной лампой, будет перебирать биографии деятелей давнего прошлого. И он, подобно мне, заинтересуется каким-нибудь подзабытым именем, обросшим порядочным слоем пыли, но оттого не менее любопытным. Такой личностью для меня стал уроженец Тирасполя Лев Владимирович Гольденвейзер, о котором сегодня и поговорим.
Бендерское детство
Признаться, недавно я, как и многие из вас сейчас, впервые услышал о киносценаристе и прозаике, родившемся в нашем городе 6 июня 1883 года. Его отцом был Владимир Соломонович Гольденвейзер, инженер путей сообщения. После окончания института Владимира Соломоновича направили из Петербурга в Общество Юго-Западных железных дорог в Тирасполе Херсонской губернии. Позже он пошел на повышение и переехал в соседнюю Бессарабскую губернию, в Бендеры, где работал до середины 1890-х. Семья у Гольденвейзеров была большая: два сына и три дочери. Кстати, в соседнем Кишиневе в то время жил брат Владимира Борис, имевший большую адвокатскую практику. У него рос сын – будущий известный советский пианист Александр Гольденвейзер, лауреат Сталинской премии в 1947 году.
Вот такие двоюродные братья: в Тирасполе рождается будущий киносценарист, а в Кишиневе – пианист. Сама еврейская фамилия на слуху – правда, ее носили все больше юристы и ученые, а тут – два человека искусства!
Детские годы юный Лев провел с родителями в преуспевающих, даже богатых Бендерах. Позже он учился в кишиневской гимназии, а на все лето приезжал домой. Зажиточные еврейские семьи в Бендерах конца XIX века вполне могли отправить своих детей учиться и в Европу, поэтому поступление Льва Гольденвейзера в 1901 году на юридический факультет Императорского Московского Университета не выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Юноша восторженно принял революцию 1905 года, активно участвовал в большевистской работе. Тогда он познакомился, например, с будущим наркомом финансов СССР Григорием Сокольниковым и другими революционерами. Все были молоды и возлагали на большевистское движение немалые надежды.
Театр на рельсах
Московская жизнь пленила Льва Владимировича. В 1908 году он поступает учиться во второй раз, в Лазаревский институт восточных языков. В это время он занимается переводом юридической литературы с французского и немецкого языков, работает в сфере адвокатуры. А Октябрьскую революцию он встречает в качестве… начальника мобилизационной части Московско-Казанской железной дороги. Видно, сказалось отцовское влияние!
Правда, подходя к возрасту Христа, наш земляк осознал, что должность начальника мобчасти – не предел его мечтаний, даже наоборот, вовсе не то, о чем он мечтал, гоняя с мальчишками по соседским садам в далеких Бендерах. К этому времени он уже успел развестись с первой женой Ольгой, которая родила ему дочь Ирину и сына Алексея. Сын, кстати, станет видным советским учёным в области теоретической механики. Правда, участия в воспитании Лев Владимирович принимал мало: после развода его мать сошлась со столичным артистом оперетты Иосифом Парпутти, и отношения между бывшими супругами были натянутыми.
Гольденвейзер же женился второй раз в 1912 году на Анастасии Поповой. Его из рутинной технической работы, из юриспруденции и переводов тянет в творчество. С 1917 года Лев Гольденвейзер учится и работает во Второй студии Московского художественного театра, а спустя год ставит свой первый спектакль «Воры» по любимому им Чехову. Здесь тоже собирается интересная компания: например, он водит дружбу с дядей Алексея Баталова Николаем, который позже сыграет Павла Власова в фильме «Мать» по Горькому. Или актрисой Анастасией Зуевой, стихи которой посвящал сам Пастернак.
В 1920 году начинается черная «тюремная» полоса Льва Владимировича. Затянется она до конца его жизни. Его арестовывают по обвинению в должностном преступлении, отправляют в Бутырскую тюрьму и по итогам дают 5 лет общественных трудовых работ. Какое там было преступление – одному Богу известно, сухое «дело» таких данных нам не даст. Впрочем, именно в первые годы после революции и вознеслась над интеллигенцией суровая рука советского закона, бессмысленная (нередко) и беспощадная (почти всегда). 29 августа 1921 года начинающего сценариста берет ВЧК по подозрению в принадлежности к разведке Латвии, а 17 сентября приговаривает к расстрелу. Нервная система Льва Владимировича не выдержала, и он почти на два года слег в больницу. 15 ноября 1922 года коллегия Верховного трибунала ВЦИК высшую меру заменила 5 годами лишения свободы.
Эхо немого кино
В 1923 году за Гольденвейзера похлопотали многочисленные товарищи и таки вызволили его из заточения. Он работает режиссером в театре «Красный факел». В это же время начинает писать киносценарии. Советский кинематограф того периода было немым, потому сценаристы работали в совершенно ином ключе, нежели сейчас. Да и какие сюжеты были – с истинно НЭПовским колоритом! О советском немом кино мы знаем совсем мало.
Вместе с Гребнером Лев Гольденвейзер пишет сценарий к фильму «Случай на мельнице» (1926). Сельский парень Петруха, рассчитывая на деньги отца, который прячет свои сбережения на заброшенной мельнице, собирается жениться на Моте. Ее, впрочем, уже выдали за Ефима, брата Петрухи, заводского рабочего. Ефим по вызову невесты приезжает в деревню, начинает сколачивать крестьянский кооператив и арендует мельницу, привлекая бедноту села. Сразу после этого происходит убийство хозяина мельницы. Главным подозреваемым, конечно, оказывается, Ефим… Настоящая криминальная драма, которых вплоть до «Место встречи изменить нельзя» раз-два и обчелся!
В том же году Гольденвейзер пишет сценарий к фильму «Крестовик» о борьбе с кулаками в деревне Медвежий Лог. Здесь все отвечает голосу эпохи: злой кулак Вагин и добрый начальник экспедиции Шадрин, который вербует крестьян строить железнодорожную ветку. Железная дорога проходит через холм, где стоит деревянный крест, являющийся для деревни священным. Естественно, провокатор Вагин играет на религиозном чувстве деревенских жителей и подговаривает их разрушить станцию. В итоге злодей погибает под колесами поезда, символизируя начало светлого советского будущего. Не слишком убедительно, но для той эпохи – со вкусом. По некоторым данным, пленка фильма не сохранилась.
А вот «Бог войны» 1929 года в киноистории очень даже известен. Писать сценарий нашего земляка пригласил режиссер Ефим Дзиган. Фильм повествует о судьбе русского солдата Георгия во время Первой мировой войны. Он прозревает, видя вокруг тысячи бессмысленных жертв. Опять же критика монархического строя, но уже с антимилитаристскими нотами.
Это была великая эра немого кино, большинство звезд которого так и не смогли приспособиться к звуковым лентам. Многие пленки, что уже говорить об именах, безвозвратно утеряны. В 1932 году молодой Марк Местечкин уговорил Гольденвейзера снимать дерзкий фильм «Еще двенадцать» о комсомольцах Сибири. На съемках герой очерка подружился с автором «Разгрома» Фадеевым (интересно, упоминают его еще в школьной программе?) Из-за паузы в съемках и наступившей коллективизации сценарий в темпе вальса переписывали: молодые люди боролись не за создание колхоза, а с кулацкими происками внутри колхоза… Годом ранее в СССР вышел первый звуковой фильм «Путевка в жизнь», и это предопределило незавидную судьбу немого кино.
То было золотым временем для Гольденвейзера-деятеля, но в советском строе он бесповоротно разочаровывался. Он работал завотделом литературы в Госкино СССР, состоял в правлении Московского общества драматургических писателей и композиторов, очень много писал под псевдонимом «Аспар». С 1932-го, в том числе благодаря скандальной «Еще двенадцать» (пленка также не сохранилась), Львом Владимировичем заинтересовались известные органы, и пятидесятилетие он встречает уже не в столичном Госкино, а …худруком клуба Митрохинской мануфактуры.
Без снятия поражения в правах
Тридцать седьмой год… Не обошел он Гольденвейзера, хотя бы из-за фамилии, чего уж там взгляды и предыдущие судимости. Вездесущую статью 58-10 («антисоветская пропаганда») знали назубок. «Пропагандировать» могла, например, продавщица в магазине, которая некстати улыбнулась, когда в очереди говорили о Сталине. Семь лет наш земляк провел в исправительно-трудовом лагере в Коми АССР, последний год лежал в больнице с дистрофией. О поддержке былых друзей можно было забыть – искусство в опале! После освобождения Лев Владимирович жил в Новосибирске у сестры, даже успел поработать режиссером клуба завода им. В. П. Чкалова. Он много писал в Москву, отправлял свои киносценарии о Жуковском и Докучаеве, однако вся его драматургия была предана забвению. Но он не переставал пытаться. Его критические статьи об искусстве вызывали в столице неизменное возмущение и выкидывались в мусорное ведро, о чем прямо автору и сообщалось – а где про коммунизм?
В это время он пишет роман «Выдуманная жизнь», афористичное произведение, в котором даётся характеристика большевизму, а также ГПУ. В 1952 году за неугомонного старика снова взялись и дали ему 25 лет лагерей, отправив на Вятлаг (последний год Сталина все-таки, и сроки соответствующие). Роман изъяли при аресте –
возможно, где-то среди тонн архивов он еще сохранился. Освободили его уже с инвалидностью спустя три года, когда Гольденвейзеру было 72. Кстати, освобождали «без снятия поражения в правах» и при Хрущеве!
Он умер от повторного инсульта 18 августа 1959 года в Плавске (Тульская область). Его жизнелюбие поражало современников: оставшиеся после четвертого срока (подумать только! Отъявленные убийцы столько не сидели, сколько при Сталине интеллигенция), четыре года он занимался переводами, а также написал роман «Дом Чехова» (опубликован посмертно в 2004 году). Реабилитировали забытого сценариста немого кино и писателя чуть раньше – в 1989-м.
Теперь о памяти. В приднестровских источниках о нашем уроженце я не нашел ничего. Фотографии остались в библиотеке городка Вятские Поляны, где Лев Владимирович работал два года после третьего срока. В конце жизни о нем забыли все три его жены (все ж таки –
поражение в правах, как это по-сталински, это даже не думал изживать Хрущев!), сын и три дочери. Кто знает, каких бы высот в кинематографе достиг Гольденвейзер, не будь этого ненужного, преступного преследования советской интеллигенции, которую сейчас многие «деятели» пытаются оправдать – дескать, Сталин был прав, «у нас не было другого выхода». Зачем прошлое ворошить, говорят они. Но что-то о Холокосте никто не стремится «забыть», а про ГУЛаги вот уже полвека мы слышим: «Зачем ворошить прошлое?».
Канал «Культура» в 2008 году выпустил фильм «Лев Гольденвейзер, Невыдуманная жизнь», который впоследствии каким-то мистическим образом исчез из доступа. Как это так выходит, что в Вятских Полянах, где живет 30 тысяч человек, о советском драматурге с тяжелой судьбой помнят, а на его исторической родине, у нас, и слыхом не слыхивали? Конечно, никто не виноват – превратности истории.
Сколько еще невыдуманных сценариев хранят многовековые стеллажи с людскими судьбами?!
Андрей ПАВЛЕНКО.
