19 июня в Приднестровье вспоминают День Бендерской трагедии, день начала крупномасштабной военной акции Молдовы против мирных жителей Приднестровья, день, после которого прошло 23 года.
На Мемориале Славы в Тирасполе выбито более 800 имен погибших. Не все они были родом из Приднестровья, многие откликнулись на призыв нашего народа о помощи и, покинув уютный дом, отправились в зону вооруженного противостояния, чтобы дать решительный отпор агрессору. Многие навсегда остались лежать в приднестровской земле, которую защищали, как отчий дом.
И ошибается тот, кто думает, что память об этой войне стерлась, что материнское и вдовье горе с годами стало меньшим, кануло в воды и песок седого Днестра. Никто не забыт, ничто не забыто. Тем более что сам агрессор так и не признал своей вины. А раз ошибка не признана… Раз, в понимании агрессора, никакой ошибки не было…
И вот, чтобы Бендерская трагедия, ужас братоубийственной войны на берегах Днестра никогда не повторились, мы ни при каких обстоятельствах не должны забывать о незаживших, кровоточащих ранах 1992 года.
Таких ран много. Одна из них до сих пор не затянулась в материнском сердце Галины Ефремовны Некряч. Её сыну, лейтенанту Валерию Некрячу, погибшему в июне 1992 года в Парканах, в этом году исполнилось бы 45 лет. Окончить школу могли бы внуки Галины Ефремовны и, спустя каких-нибудь 2-3 года, она стала бы счастливой прабабушкой. Но… внуки и правнуки не родились. Сын погиб 22 июня 23 года назад. Да, он был офицером, военнослужащим, кадровым военным. Значит, знал, на что идет, чем рискует. И она знала. Но кто же знал? Да и разве легче матери павшего бойца от того, что сын погиб при исполнении служебных обязанностей. Это заставляет гордиться, но не сокращает бессонных ночей и не уменьшает количества пролитых слез.
Она сама воспитала его человеком долга, научила не прятаться за чужие спины, не давать в обиду слабых, стоять горой за детей и женщин. А постоять пришлось за весь приднестровский народ. Таково было веление сердца российского офицера, подобно сослуживцам из 115-го отдельного инженерно-саперного батальона, дислоцированного в Парканах, вставшего на защиту приднестровцев.
Трагедия в Парканах, унесшая жизнь лейтенанта Некряча и явившаяся частью Бендерской трагедии, стряслась поздно вечером 22 июня. Офицеры полка решили заминировать танкоопасные направления на подступах к Тирасполю. Для этого необходимо было использовать гусеничный минный заградитель. И вот, в момент, когда машину укомплектовывали боеприпасами, прогремел взрыв страшной силы, унесший жизни 26 человек.
Взметнувшееся до небес пламя увидели за десятки километров от Паркан. И сразу же из прилегавшей к парку лесопосадки застрекотали автоматы, опоновцы ринулись на штурм. Взрыв, прогремевший на территории самой части, таким образом, послужил сигналом для атаки, что говорит в пользу версии, согласно которой произошедшее является результатом диверсии. Есть, правда, и другая точка зрения. Её немногочисленные сторонники допускают, что взрыв мог произойти по неосторожности тех, кто снаряжал ГМЗ. Но сами военные, знакомые с данным видом техники, такую возможность категорически отрицают, так как даже если уронить противотанковую мину с высоты 10 метров, она не взорвется. Взрыватель выдерживает нагрузку до 900 килограммов. Для очевидцев взрыва в Парканах и последовавшей за ним вылазки опоновцев совершенно ясно: всё было тщательно спланировано агрессором.
Как бы то ни было, но трагедия в мирном приднестровском селе явилась отголоском Бендерской трагедии, а «сдетонировал» вечером 22 июня заряд той ненависти, что бы заложен ещё в конце 80-х глашатаями т.н. национального возрождения Молдовы, призывавшими «мыть асфальт русской кровью» и «если русский попросит хлеба, дать ему динамит».
И если кто-то – кто-то со стороны – и может позволить себе реплики наподобие «не нужно бередить раны», «вспоминать былое», то для приднестровцев забвение – непозволительная роскошь. Память для нас – спасительная нить Ариадны, тянущаяся от прошлого к будущему и удерживающая наших недругов от повторения совершенных ошибок.
Для матери же лейтенанта Валерия Некряча память – это решительно всё, что осталось.
«А на земле скорбела мать
о сыне:
Кровинка, лучик мой,
рассвет,
Теперь душа твоя,
наверное, в стае лебединой,
А я одна, и крест несу,
мой сын родимый».
Строки эти, при всей их поэтической безыскусности (а разговоры об искусстве здесь неуместны), рождены материнским сердцем, понесшим невосполнимую утрату, разорванным тем самым взрывом, что не пощадил сына, его сослуживцев, весь взвод молодого пополнения, которым командовал Валерий Некряч. Всего 26 человек.
26 в Парканах, более 800 по всему Приднестровью. Но что значит статистика, если каждая человеческая жизнь бесценна, её утрата – невосполнима. Нельзя отнять жизнь и потребовать, чтобы близкие забыли об этом.
«Каждый раз, приходя к Вечному огню, я думаю о моем любимом сыне, о всех погибших ребятах. Они ушли такими молодыми, не успевшими сделать то, что было предначертано им судьбой, – пишет Галина Ефремовна. – Сын – талисман моей жизни, мой маленький замкнутый мир, которым я живу и дышу. Валера был замечательным человеком. Душа компании, жизнелюб, романтик, он в то же время был настоящим военным. Страстно любил путешествовать, но при этом ценил уют родного дома… Сколько доброго и полезного он мог бы сделать».
Валерий Некряч всегда говорил: мир держится добрыми делами. И он сделал всё, чтобы на нашей земле был мир.
Николай Феч.
