История эта давнишняя. Рассказал ее мне случайный попутчик Сергей. «Спасибо, что подобрали, почти час голосовал, но никто не останавливался. Боялся, что так на обочине и заночую». Сергею на вид было лет пятьдесят или немногим больше. Выше среднего роста, худощавый. Усталые, потухшие глаза выдавали озабоченность и тревогу.
В машине нас было трое: водитель, я и Сергей. Ехали молча, но спустя полчаса попутчик не выдержал: «Вы не по-думайте, что я какой-то чудак, ненормальный. Со мной произошла такая история, что хочу с кем-то поделиться. А вас вижу первый и, может быть, последний раз, так что самый случай…».
… Дожив до пятидесяти (я не ошибся, давая ему эти годы), Сергей никогда раньше не был в санатории. Не пускала крестьянская жизнь. С годами начал мучить ревматизм. Он все чаще стал наведываться к врачам. А тут сын Павлуша из Питера, где теперь живет с семьей, подарил путевку в здравницу. Хочешь не хочешь, а ехать надо было. И слова дочери, будущего врача, подкрепляли необходимость в лечении и отдыхе. «Лучше, чем в Хмельнике, радона нет, вот увидишь, как он тебе поможет», – говорила она.
Настя училась в Кишиневе на последнем курсе мединститута, и «предки», как в шутку любила называть их дочь, не раз представляли ее, высокую красивую брюнетку с редкой по нынешним временам длинной косой, в белоснежном халате с фонендоскопом: «Давай, деточка, я тебя послушаю». Настя стремилась к самостоятельности и, взяв, по ее словам, в одной из клиник подработку, обходилась без родительской помощи. И сама им старалась помогать. К примеру, лекарства для матери всегда приобретала только она и за свой счет.
В санаторий Сергей опоздал. Не прислушался к совету жены ехать через Кишинев и в последний момент взял билет на маршрутку до Винницы через Каменку. Несмотря на заминку с машиной в пути, путешественник был рад тому, что увидел всю прелесть севера республики. Ему понравилась гористая местность, поросшие елями и соснами склоны, разбросанные на них живописные крохотные села. И погода здесь отличалась от той, что была дома.
«В первый раз здесь? – заговорил с Сергеем в санаторной столовой отдыхающий из Кишинева. – А я, брат, уже со счета сбился. Очень здесь нравится, и, главное, радон помогает. И отдыхающие, особенно женщины, по душе. Взять хотя бы наших соседок за столом. Моя, чур, блондинка. Люблю таких, мне на них везет».
Говорливым оказался Аурел. Перед сном много чего рассказал. Узнав, что Сергей из Левобережья и, может быть, захочет обсуждать приднестровский вопрос, предупредил, что политикой не интересуется. Был убежден, что при новой жизни, которая наступила после перестройки, главные ценности – деньги и здоровье. Остальное, в том числе и семья, – вторично. Двадцать лет прожил с супругой, а любви настоящей, как выяснилось, не было. Встретила богатого адвоката, влюбилась. Да так, что не ушла к нему, а убежала. На суде сказала, что ребенка не хотела, его сама природа создала, а любовь на свете превыше всего, каждый на нее имеет право». И, как понял Сергей, Аурел не был в большой обиде – она оставила ему совместно нажитую однокомнатную кооперативную квартиру, которую он сдавал посуточно и имел неплохие деньги.
«С тех пор, как остался один, – продолжил новый знакомый, – нахожусь в поиске женщины. И за этим тоже приехал сюда. Ты, я вижу, примерный семьянин, но надо быть немного эгоистом. Когда придет время помирать, поздно будет сожалеть о том, что был однолюбом. Представь, идешь по улице, а навстречу тебе интересная женщина. Только не говори, что не захочешь обернуться. Обернешься, еще как обернешься. Все мы, мужчины, одинаковые, и женщины, кстати, тоже. Завтра, если будут танцы, сходим, посмотрим, какие здесь дамы?».
Сергею не спалось. Думал о жене, которая, скорее всего, сидит у телевизора, смотрит телесериал. Потом обходит двор, проверяет запоры в погребе, курятнике и свинарнике. И дочь вспоминал. Она сейчас, наверное, штудирует конспекты, а, может, дежурит в клинике. С кем встречается, и почему я об этом стесняюсь спросить? Так и уснул – с утра нужно было спешить к врачу…
Аурел все же сумел уговорить Сергея составить ему компанию и пойти на танцы. С неохотой шел: стеснялся, оглядывался по сторонам, думая, что все смотрят на него и осуждают. Но, видя рядом танцующих постарше, которые вели себя раскованно, с желанием казаться моложе, Сергей осмелел. Объявили «белый танец», дамы приглашали кавалеров. Что-то забытое из прошлого, необъяснимо приятное всколыхнулось в душе. Тамара с Сергеем танцевали весь вечер.
«Ты не будешь возражать, если к тебе на часок-другой придет Тамара? – попросил Сергея Аурел. – Девчата в одной комнате живут, я хочу с ее напарницей побыть. Вы тем временем поговорите, телевизор посмотрите. Захочется выпить, возьми у меня в тумбочке бутылочку коньяка».
Тамара была женщиной скромной и даже застенчивой. Некоторое время они не знали, о чем говорить. И все же разговор состоялся. Тамара тоже в санаторий приехала впервые, но не лечиться, а из-за сложившихся семейных обстоятельств. «Развожусь с мужем, – поделилась она, – супружеская жизнь дала трещину, теперь не знаю, как быть. Муж корит себя за измену, клянется, что такое не повторится, а я видеть его не хочу. Решила сменить обстановку: у сына, благо, зимние каникулы, отвезла его к маме, а я здесь. Тяжело. Вчера на процедурах одна женщина призналась, что не первый день наблюдает за мной и хотела бы познакомить со своим разведенным сыном. Решила, что я одинокая. Мне от этого еще больнее стало. А приятельница советует, чтобы я отомстила мужу, закрутив с другим мужчиной. Но я не могу».
Сергей предложил гостье коньяку, но она отказалась. «Чайку выпью с удовольствием, я даже его приготовлю, – улыбнулась, – спиртное – это не ко мне». Вернувшись в номер, Аурел застал спящего на стуле Сергея. В кресле дремала Тамара.
Вскоре она уехала, а Сергей больше ни с кем не знакомился. И не стремился. Аурел же, напротив, продолжал близко общаться с соседкой Тамары по комнате, а потом, когда и та уехала, переключился на обаятельную сельскую учительницу. Она, не скрывая симпатий к ловеласу, бесцеремонно и по-свойски заходила в их номер и при встрече с Сергеем как бы намекала, что он здесь лишний.
Пришло время возвращаться домой. Аурел предложил Сергею подвезти его на своей машине до Кишинева. «Почему нет? Можно будет встретиться с дочерью, а заодно посмотреть, где она живет, – рассуждал Сергей. – Потом уже вместе и домой поехать».
До автовокзала в Кишиневе, откуда он собирался ехать в Тирасполь, оставалось совсем немного, но тут зазвенел мобильник Аурела. Его квартирант просил подъехать к дому и встретить девушку, которая передаст ключ от квартиры. Аурел восхитился: «Вот мужик ненасытный, все берет от жизни без остатка».
Они подъехали к неприметной пятиэтажке. У подъезда стояла высокая брюнетка в каракулевом полушубке. Аурел выскочил из машины и направился к ней. Сергей же впился взглядом в девушку, и даже тонированное окно «Ауди» не могло помешать узнать дочь. В висках стучало: неужели это Настя? Было больно, стыдно, обидно.
«Ты знаешь ее?» – взяв себя в руки, спросил Сергей, когда Аурел вернулся. «Первый раз вижу, но слышал о ней, – ответил мужчина. – Этому товарищу ее передал компаньон по бизнесу, год с ней встречался. Обалденная, говорил, девчонка».
Пока ездили за ключами, в Тирасполь ушла последняя маршрутка, и Сергею ничего не оставалось, как надеяться на попутку, которой как раз и оказалась наша машина. Полтора часа дороги домой за ночным разговором пробежали незаметно. Мы попрощались. Словно старые знакомые, жали друг другу руки, зная, что вряд ли еще встретимся. По выражению покрасневших, усталых глаз попутчика нетрудно было догадаться, что он ждет хоть какого-то совета, как быть дальше.
«Вернувшись домой, – напутствовал я, – позови дочь, придумай что-нибудь, чтобы она обязательно приехала. Расскажи, как отдыхал в санатории, о достопримечательностях, о ценах на местном рынке. Упомяни невзначай об Ауреле из Кишинева, который посуточно сдает квартиру для любовных свиданий и этим зарабатывает. Скажи, что мужик он в общем неплохой, но ты осуждаешь такой заработок. Ради Бога, только не сорвись, дочь не трогай. Думаю, все образуется».
Я сидел в машине и представлял себе этот разговор: дочь рассматривает фотографии отца из санатория, складывает в семейный альбом. Перелистывая его страницы, задерживает взгляд на снимке, где она в школьном белом переднике стоит рядом с папой и мамой на последнем звонке. Кажется, что счастливее их нет никого на свете. А разочарованная жена, ожидавшая от мужа совсем другого рассказа, обрывает: «Что ты, Сережа, чушь молотишь? Сдался нам этот Аурел? Никому больше о нем не рассказывай, не поймут нормальные люди, да и кому нужна эта грязь! Постыдился бы дочери».
Александр ДОБРОВ.
