Едва заходит речь об осеннем лесе, как сразу вспоминаются хрестоматийные «в багрец и золото одетые леса». Может быть, в этом наша беда. Мы воспринимаем природу уж очень литературно. Скажем, если листья облетели, то это непременно грустно. Но почему грустно? Почему нельзя любоваться прозрачностью осеннего воздуха, приглушенным светом, ажурной красотой ветвей на фоне умиротворенного, однотонного неба?.. Вот и осенний лес непременно должен быть «золотым». А если нет – значит «некрасиво». Таков стереотип.
Мы же попробуем, по возможности избегая шаблонов, приобщиться к чистейшему ноябрьскому волшебству; прогуляемся по лесу, окутанному туманом.
Ещё, может быть, прежде чем я увидел самый необычный советский мультфильм (попробуйте угадать, какой), мне посчастливилось познакомиться с миром поэзии Леонтия Глущенко, нашего земляка.
Акварели и стихи Леонтия Григорьевича полнятся осенним волшебством. Иногда я прямо вижу, как кудесник идет по лесу, дышит ароматом пряной опавшей листвы, прислушивается к дрожанию росы на паутинке; чувствую, как напитывается влагой его одежда, как зябко, спустившись в ложбину, он ежится; и как совершенно счастливым, просветленным, возвращается домой. Думаю, Глущенко в своих прекрасных, тонких работах сказал лишь толику того, чем наделила его природа и что он всю жизнь носил в себе.
Ноябрь. Я в осеннем лесу. Всё ещё попадаются то там, то здесь рыбаки, но их становится всё меньше, берег пустеет. «Пустеет воздух, птиц не слышно боле». Лесные тропинки, дикие пляжики заметает бурой, уже утратившей краски, листвой ивы и серебристой – тополя.
Излучина растворяется в тумане. Над рекой плывут клочья пара, причудливо меняя форму.
Вообще удивительно, как в советское время такой мультфильм, как «Ежик в тумане», вообще увидел свет. По моему мнению, это чистой воды религиозная пропаганда. Взять хотя бы момент, где ежик идет по проходу, образованному высокими деревьями, с палочкой, на которой трепещет светлячок. А музыкальное сопровождение, временами до боли напоминающее органную мессу? Ничего себе мультфильм, не так ли? Много вы такой продукции видели в диснеевском исполнении, да и в теперешнем российском? И заметьте: на протяжении всей ленты никто не отпускает глупых шуточек, совсем нет мордобоя, бесконечного битья посуды, шума, гама (как в современной версии «Маши и Медведя», которая не так далеко ушла от «Тома и Джерри»). Такой мультфильм, конечно, не окупит себя в прокате. И поэтому он сегодня не мог бы появиться в принципе.
Углубившись в туман или только вступая под своды осеннего леса, я иной раз встречаю рыбаков. Они тоже принимают меня за рыбака, возможно, в силу того, что путают зачехленный штатив со снастью. Спрашивают: «Ну что, поймал?». «Поймал, – отвечаю, – туман». Не понимают.
Я давно убедился, что каждый приходит в лес, к реке, как и вообще в мир, за чем-то своим. Кто-то по грибы, кто-то – за рыбой, кто-то – на пробежку, кто-то, как я, за туманом («…и за запахом тайги»). И каждый видит свою реку, свой лес, свой мир. Для рыбака – это река с «рыбными местами», многообещающими заводями. Для грибника лес, соответственно, с местами грибными. А есть ещё лес неравнодушных людей, где они собирают мусор, оставленный другими двуногими после пикников. Есть лес орнитолога, лесничего, туриста, участника соревнований по спортивному ориентированию. Есть лес заблудившегося в нем (хотя в наших краях заблудиться – непростая задача). И в каждом из этих случаев это будет другой лес, другая реальность. Каждый видит что-то свое. Вот почему так важно правильно определиться с целью и, в случае чего, не отягощать себя удочками.
Туман сгустился. Противоположный берег растаял, исчез. Притом что Днестр в этом месте не самый широкий. О присутствии других живых существ догадываешься разве что по звуку. Вот кто-то быстро-быстро прошуршал в траве, поднялся фазан, шумно хлопая крыльями. Вот плеснула рыба, крупная, совсем близко от берега, по воде расходятся круги.
Говорят, туман, как вата, глушит звук. Не верю. Не согласен. Акустика в осеннем лесу такая, что слышно, как там, на противоположном берегу (которого не видно), вполголоса переговариваются рыбаки.
Я видел немало фотографий тумана (с туманом), да и сам немало наснимал за последние лет десять. Но, боюсь, так и не довелось запечатлеть нечто исчерпывающее, создать концентрированный, лаконичный образ. Такой, чтобы, взглянув на фотографию, зритель хоть на какое-то время забыл о суете.
Из числа классических произведений тоже как будто на ум ничего не приходит. У того же Моне заглавная вещь – «Впечатление», давшее название целому направлению в живописи, – вероятно, навеяна туманом. Однако главное там – восходящее солнце, слишком активное, слишком громкое, чтобы не спугнуть волшебства. Зачинается день, «День, земнородных оживленье». Да и красок у импрессионистов многовато.
Красоту тумана, мне кажется, особенно подчеркивает черно-белая фотография. На эту тему охотно высказывались мэтры: Эдвард Уэстон, Ансель Адамс, Йозеф Судек, русские пикториалисты, советские и российские мастера Галина Лукьянова, Борис Смелов.
Но вряд ли тема исчерпана, а в какой-то степени и не почата. Скажу больше: улыбка Моны Лизы более «туманна», чем сам туман. Возможно, природное явление в данном контексте является метафорой бессознательного, творчества как такового. Ибо, как полагал Юнг, творчество – не что иное, как прорыв в область бессознательного.
Искусство в этом плане – полная противоположность науке, его призвание не расставлять точки над «i», а напротив – набрасывать покров тайны. Но «опускать завесу» над туманом – увольте, это уже слишком! Вот, может быть, почему простая, на первый взгляд, творческая задача на поверку оказывается трудновыполнимой.
А как пахнет в осеннем лесу! С поля доносится маслянистый запах давным-давно убранного подсолнечника, от которого и остались-то одни высохшие стебли. Пахнет росой, пахнет шампиньонами и тишиной. Жаль, ничего из этого нет, да и не может быть в принципе, на фотоснимке.
Философ Николай Бердяев полагал, что «объективация» (то есть придание творческому порыву законченного вида) – далеко не главная часть творчества. Важен сам процесс, движение к Прекрасному, к Совершенству. С ним вполне могли бы согласиться восточные мудрецы, признававшие, что для самурая путь не менее важен, чем цель.
Дорога в осеннем лесу – это путь самопознания. Но современный человек боится остаться один на один с собственными мыслями. Мы старательно отгораживаемся от них, оглушаем себя потоком новостей, громкой музыкой, шутками из Интернета, однотипными фильмами и компьютерными играми («чтобы убить время»).
Сатирик Михаил Задорнов говорил, что если теперешний молодой человек застрянет в лифте без телефона, то сойдет с ума. Просто потому, что не будет знать, куда себя деть. Вот таким в осеннем лесу решительно нечего делать.
За время своих «погружений» я стал специалистом по туману. Он, к слову, бывает разным; в августе, ранним утром, – плотным, как масло, толстым слоем намазанное на поле. И только на поле! Рядом, буквально сто метров, городская окраина, но там ничего подобного нет. А вот ноябрьский туман – другое дело. Холодный, знобкий, он окутывает сразу всё на свете, как лес, так и город. В таком непроницаемом мареве если и встретишь человека, говорить всё равно не хочется. Не нужны, только мешают слова. Как говорил один из героев Тарковского, «слова, они не могут передать всего. Они какие-то… пресные».
Но иногда, слово за слово, завяжется разговор. Вот тогда и припомнит рыбак, как однажды, таким точно поздненоябрьским днем, ночевал в палатке. С вечера поднялся туман, а под утро… как ни бывало. Зато выпал снег. Рыбаки, они ведь тоже не всегда рассказывают про рыбу, которую поймали или должны были, имели все шансы поймать.
Николай Феч.
Фото автора.
