Домой Твои люди, Приднестровье Незабытые имена Сестрице на добрую и долгую память

Сестрице на добрую и долгую память

0

От редакции. В преддверии празднования 9 Мая в газету приходят не только письма с рассказами о военном времени читателей и их родственников. Приходят и сами люди, желающие поделиться своей историей с другими. Одна из них, которую рассказала посетившая нас Мария Никитовна Стец, оказалась достаточно интересной и главное – без прикрас, жизненной. Слово рассказчице.

«Я родилась в селе Шипка Григориопольского района. В нашем доме во время Великой Отечественной войны располагался штаб, а когда привозили раненых, он мигом становился госпиталем. Моя мама Ирина Архиповна ухаживала как могла за бойцами наравне с медсестрами. Бинтами армию практически не обеспечивали, и она рвала простыни, шторы, белые полотна, чтобы перевязывать раны солдатам.

Это стало, пожалуй, моим самым ярким воспоминанием детства. Апрель 1944 года, точную дату я не вспомню (на сайте «Память народа» указана точная дата смерти воина – 17 апреля, а также его часть и звание. – Прим. А.П.). Время, когда освобождали Григориопольский район. В нашем дворе стояло зенитное орудие советских солдат (правда, мы, дети, называли его «танком»). Отряд собирался на фронт, а его командир Александр Воронков (он был в звании младшего лейтенанта) сказал моей маме: «Ну, хозяйка, поехали мы Гитлера добивать! К Григориополю подошли немецкие войска». Долгое время за Шипкой слышался гул битвы. Днем солдаты привезли его на носилках и уехали, не сказав ни слова. Никто из нас не узнал командира, так он изменялся в лице. Мы думали, что он умер, так как не дышал и не двигался. А когда мама подошла к нему, он неожиданно потянулся к ней рукой. Живой! Его положили в нашу комнату, которая служила больничной палатой. Детская память сохранила ее убранство: комната была большой, как называют ее украинцы – «велика хата», а печку строили в коридоре.

Раненый Александр Воронков дал моей маме адрес своей матери и попросил написать ей письмо. Однако моя мама тогда была неграмотной – в школе она выучила только цифры и буквы (до революции девушек большему  не обучали), поэтому диктовала письмо, а я, окончившая только первый класс, писала. Чуда, к сожалению, не произошло. Солдат пришел в сознание совсем ненадолго. Только и успел, что попросить рассказать матери о своей кончине. Рана под сердцем оказалась смертельной. Думаю, что если бы тогда медицинская помощь была такой, как сейчас, у него был бы шанс выжить…

Мать Александра Дарья Андреевна получила скорбную весть, и уже в 1945 году отправила в Шипку ответное письмо с фотокарточкой, на которой изображена она с сыном. На обратной стороне – надпись «На добрую и долгую память уважаемой сестрице Ирине Архиповне». Она думала, что моя мама – медсестра, а может, по-простому так ее называла, хоть и не видела ни разу. В начале 1950-х годов она решилась приехать из Уфы в Шипку, чтобы навестить могилу сына. В тот год в нашем селе проходило перезахоронение, и мать как раз попала на этот самый день… На ней не было лица. «Вот мой Саша», – повторяла она. После этого печального визита она с нами больше не переписывалась, а в Уфе сказали, что она уехала в неизвестном направлении.

Не один раз у нас прятались от немцев партизаны. Страшно, но разве откажешь своим? Еще одно яркое воспоминание – песня раненого солдата. Я тогда сидела на печке и слушала, как он ее напевал:

Из-за гор из-за Карпатских,

Между двух высоких скал

Пробирался ночкой тёмной

Санитарный наш отряд.

Никогда не променяла бы свое детство на какое-то другое, но и не хочется при этом, чтобы наши потомки увидели те невеселые картины военного времени, о которых так рано узнали мы, дети войны».

Подготовил Андрей ПАВЛЕНКО.

Exit mobile version