Житейские истории
Ксения не раз задавала себе вопрос, как так произошло, что она стала жить со сватом. Муж Николай умер через год после выхода ее на пенсию, а Дмитрий Максимович, ее сват, овдовел в 68.
Жили они в одном селе, Петровке, далеком от райцентра, в котором с каждым годом людей оставалось все меньше и меньше. Народ уезжал кто куда, в большинстве своем молодежь, она потом и родных к себе забирала.
В Петровке с той безумной перестройкой в стране колхоз распался, жизнь совсем стихла. Каждый как-то вмиг стал жить сам по себе. Скучная жизнь наступила. А когда ты одинок, хоть вой, особенно осенью, когда дожди с утра до вечера поливают. Ксения и Дмитрий Максимович жили в разных концах села и виделись редко. Встречались обычно, когда письма от детей получали. К Ксении они приходили реже, чем к свату – сын Виктор не любил писать. Сколько раз корила она себя за то, что Бог дочку не дал. Была бы дочь, как у свата, она больше беспокоилась бы за мать, помогала бы ей. «А что сын? – рассуждала она. – Мужики они и есть мужики, совсем другой народ. Тем более, мой Витя – подкаблучник. Чем его Татьяна взяла, что он такой у нее послушный? Может, и взаправду позарился он на ее приданное – тесть ему прилюдно еще на свадьбе «Москвич» подарил, потом деньги дал на строительство квартиры в городе, куда с Татьяной они вскоре жить переехали. Знаю, по душе пришелся сватьям мой сын. Еще бы: он у меня видный, рослый, весь в отца, который в селе «первым парнем» был. А то, что в школе плохо учился и дальше профтехучилища не пошел, став плотником, так это ерунда – Дмитрий Максимович его быстренько в техникум заочно устроил, сказав, что потом еще и институт у него будет. За столом праздничным не раз говорил, что его каким-то начальником сделает. У свата – кругом связи, ведь в прошлом он председателем сельсовета был, а до этого директором школы. Человек он образованный, и семья у него такая: сваха покойная всю жизнь учительницей была, и Татьяну тоже на нее выучили. Когда невестка очки напялит и начинает тетрадки проверять, такой умной кажется, что я даже за Витьку начинаю беспокоиться, а вдруг она на работе с каким-то начальником познакомится и его бросит. Он ведь, знаю, парень у меня простой, а то, что галстук носит, так это не в счет, это она его заставляет, из него интеллигента делает».
Но вернемся к тому, что сваты встречались редко, в большинстве своем, когда Ксения приходила к Дмитрию Максимовичу с письмом от сына. Невестка же ей никогда не писала, и вообще, она ее не жаловала с первого дня замужества. Кто такая свекровь? Простая доярка. Она ее и мамой раз-другой всего лишь назвала. В пример ей и внучка Галинка, названная именем покойной свахи, уже большая девочка, школьница, а никогда сама письма не напишет и по телефону не позвонит. Только когда у бабушки день рождения, у отца трубку берет и желает по его подсказке, а она слышит это заученное «крепкого здоровья и счастья в личной жизни». И от мамы привет передает – мама обычно в это время в школе или в магазине. К такому отношению к себе со стороны невестки и внучки Ксения привыкла и другого не ожидает. Так вот, получила она письмо и, не все поняв в нем, поспешила к свату. Не ясно было ей, что за бизнес собирается открыть Виктор. У него есть работа, а он другую хочет – собрался купить какой-то цех на фабрике, думает мебельные гарнитуры делать. «Ой, сват, боязно мне что-то за Виктора, – запричитала она сразу с порога его дома. – Слышала, в городе даже убивают этих самых бизнесменов. И все за эти самые деньги. Неужели им с Татьяной их не хватает? Помоги, сват, разберись, выбей эту дурь у него из головы». Дмитрий Максимович пообещал завтра же с утра позвонить дочери и разузнать все, а потом и с зятем переговорить. Успокоил, просил не волноваться, ведь ничего страшного не случилось. У Ксении после его слов сразу на душе полегчало. Призналась, что она вообще-то паникёрша, ее всегда в таких случаях муж раньше урезонивал, а теперь его нет, вот и приходится многое на эмоциях по-бабьему решать. Ксения ушла не сразу. Заметив непорядок в холостяцком быте свата, предложила свои услуги: вымыла залежавшуюся посуду, сварила суп, заставила собрать на стирку белье… «Ты, сват, не стесняйся, если в чем надо помочь, говори, мы ведь как-никак свои…».
И зачастили ходить друг к другу сваты. Больше Ксения. Раз в неделю она в его доме стала прибирать, находила время и в огороде подсобить… Дмитрий Максимович хоть мужчина и сельский, но его прежние начальственные должности разучили трудиться по дому, а Ксения – женщина еще сильная и проворная, ей многое еще было по плечу. «А у тебя сваха, надо сказать, «кровь с молоком», даже той, что помоложе, может дать фору, наверное», – как-то, улыбнувшись, сострил сосед. Подобные разговоры быстро поплыли по селу, и тогда Дмитрий Максимович однажды ей сказал: «А что, сваха, если нам здесь все продать и уехать вместе в город к детям? Все легче обоим будет. Предлагаю не спешить с ответом, сначала реши все для себя сама. Мы люди взрослые, понимаешь, что имею в виду…». А потом он внезапно заболел, и приехавший из райбольницы врач констатировал у него гипертонический криз. Ксении ничего не оставалось, как до приезда дочери оставаться с ним. Благодаря ее беспокойному уходу больной поднялся на ноги и снова задал ей короткий, но понятный вопрос: «Ты согласна?».
Ох, как непросто было решиться пойти на это Ксении. Женщина понимала и раньше слышала, что такое хоть редко, но случается. «Наверное, не по-людски это, по-предательски с моей стороны к памяти Николая и Галине, – думала она. – А что скажут дети? О какой любви в такие годы можно говорить? Ее, вроде как, и не должно быть, но какое-то необъяснимое чувство, какие-то отношения, которые были больше, чем уважение, все-таки есть. И так просит об этом сват. Он становится каким-то неухоженным, беспомощным и даже иногда кажущимся жалким…»
Сваты не раз тайком от сельчан ездили в город. Прикидывали, какой домик можно взять, просто присматривались к городской жизни. Сначала выехал Дмитрий Максимович – Петровке было понятно, что к детям. Ему повезло: покупателя на дом вместе практически со всем скарбом нашел быстро – им оказался новоиспеченный кооператор, переехавший жить сюда из соседнего села. Дав задаток за новый дом, он временно стал жить у дочери, частенько напоминая ей о том, как ему одному тяжело. Тем самым, он как бы подготавливал ее к тому, о чем она узнает позже. И Ксении, надо сказать, улыбнулась удача. Ее не старый еще, но давно требующий ремонта дом и земля тоже долго не ждали покупателей. Новые владельцы – молодая семья, как многие тогда на селе, мечтали о своем деле – заняться выращиванием клубники.
Позже сваты съехались, вложив каждый свою долю в купленный дом. Об этом, наконец, стало известно и детям. Вы можете только представить, что слышали от них его стены и улица на окраине Тирасполя. Виктор поминутно курил, иногда вставляя свое слово в этот нервный семейный разговор. Больше говорила, а точнее, кричала Татьяна. Ее речь была далеко не учительской, часто перебиваемая плачем. «Вы что натворили, родственнички, – то и дело повторяла она, – вы вообще понимаете, что это бесстыдство, ненормально?». От Ксении и Дмитрия Максимовича можно было услышать: «Ничего вы не понимаете, не о том думаете, нам просто легче будет вдвоем, вам же меньше о нас придется думать». К этим словам Виктор и Татьяна вернулись позже, уже у себя дома. «А может, действительно, ничего страшного в этом нет – они старики, век свой так и доживут. И кто об этом будет знать? Разве только мы. Да и в конце концов, они друг другу не муж и жена, ведь сколько людей нерасписанными живут…». Уставшая Татьяна с перевязанной мокрым полотенцем головой замолкла. Виктору показалось, что она стала с ним соглашаться.
Но позже, подобрав нужный момент, она еще раз встретилась со свекровью в ее доме. Теперь ей никто не мешал сказать то, о чем думает. Ксения даже не пыталась возразить, понимая, что у невестки это все накипело, и она должна была выплеснуть. У женщин и раньше были не лучшие отношения, а сейчас они только ещё больше обострились. Татьяна ушла, сказав, что ее ноги здесь никогда больше не будет, и чтобы свекрови не было в ее доме. А с Дмитрием Максимовичем, гражданским мужем, который просил ее не называть его привычным словом «сват», как в любой образовавшейся семье, происходили притирки. Каждый из них находил в характере и поведении другого что-то ранее неизвестное, новое. Дмитрий Максимович любил пить по утрам кофе, а Ксения – молоко, он часами, закрывшись в своей комнате, мог сидеть за компьютером и с кем-то разговаривать, этому же хотела научиться Ксения, но он говорил, что ей это не нужно… И еще любил после обеда на часок-другой прикорнуть, и чтобы, когда сваха прибирает по дому, ведро с водой обязательно находилось не в комнате, а на веранде. И чтобы никакой швабры …
Тут Ксения вспоминала своего мужа Николая, который как мужчина не занимался мытьем полов и снятием пыли с мебели, но насчет того, чтобы менять воду в ведре, приносить и относить его, а еще и ковры с половиками трусить перед праздниками, он был помощником. И еще не позволял ей рубашки свои гладить. Лучше, чем он, считал, это никто не сделает. А когда Ксения простудилась и ей надо было отлежаться день-другой, Дмитрий Максимович категорически был против каких-либо лекарств, которые дорого стоят и за ними нужно было по аптекам побегать, лучше, говорил, нажимать больше на чай с медом, на малинку на ночь, чтобы как следует пропотеть. И ни разу за два дня не подошел к больной, ЦУ с порога давал, боясь этих самых бацилл. Зато, когда он болел, а с давлением у него был непорядок, Ксения тонометр из рук не выпускала, она только и следила за тем, какую таблетку и когда ему пить.
Словом, проблемы в совместной их жизни начинали возникать. «Все же разные мы с тобой люди, Ксюша, – как-то будто между прочим сказал ей сват, – ты женщина добрая, работящая, но этого мне мало». Ксения сделала вид, что не придала значения этим словам, но крепко призадумалась. Пошла поливать огород и там проплакала. Ей понятно было, что жить со сватом вместе непросто, не те годы у них, чтобы перестраиваться. А потом Дмитрий Максимович пошел к дочери на день рождения. И не вернулся.
Позвонил Виктор: «Мама, тесть у нас с недельку поживет, просил тебе сказать, чтобы ты за воду и газ не забыла уплатить». «Понятно, – подумала Ксения, – и он, значит, мучается».
…Инсульт случился у Дмитрия Максимовича, когда дети были на работе, а внучка в школе. Когда Татьяна вернулась домой, он лежал на полу с телефоном в руке, не сумев позвонить. Его парализовало, и через месяц он на костылях, еле разговаривая, выписывался из госпиталя. Только куда ему было возвращаться? К дочери или в свой дом к Ксении?
Виктор, Татьяна и сваха приехали в больницу. Складывая вещи и оставшиеся лекарства, дочь чуть слышно произнесла: «Вот деньки наступят, надо, Витек, думать, что делать. А у меня конец учебного года ко всему…». Тут подошел доктор и поинтересовался, с кем ему предметно разговаривать насчет больного и его дальнейшего лечения. «Говорите со мной, – неожиданно произнесла Ксения, – у нас свой двор, будем на свежем воздухе сидеть на скамеечке, слушать, как петушок поет… У нас и тонометр есть, я знаю, как давление мерять…». «Будем ехать, сват, будем лечиться», – уже поворачиваясь к нему, произнесла она. Татьяна пальцем провела по щеке отца, убирая горячую слезу. «Мама, – дайте мне костыли, я их понесу», – послышалось в палате. И женщины впервые открыто и с пониманием посмотрели друг на друга.
Александр ДОБРОВ.
