Проснувшись рано в один из выходных дней на исходе июля, я вдруг подумал, что до сих пор еще не встречал рассвет в Слободзее. А ведь она мне не чужая: в глубинах детских воспоминаний можно отыскать местный парк, Дом культуры, вернее, их размытые, импрессионис-тические фрагменты.
Из самого начала восьмидесятых, когда моя бабушка еще работала воспитателем одного из детских садов Слободзеи, бывшей тогда не городом, а селом, хотя и очень солидным. Да и мама моя прожила свое детство там.
Поскольку доехать из Тирасполя в Слободзею на маршрутке не составляет труда, скоро я уже меряю шагами плиточный тротуар тамошнего центрального парка, весьма просторного по меркам Приднестровья. Ранним свежим и ясным утром мои «парковые ощущения» замечательные. Разве что без пищащей из динамиков попсовой песенки вполне можно было обойтись. Но вот она уже позади, стихла, а прямая аллея уводит все дальше, минует почту, банк, переходит в частный сектор. Неожиданно вязы, каштаны и липы сменяются голубыми елями. Спрашиваю у выгуливающих собак женщин: «Это все еще парк?». «Нет» – отвечают они. «А что же тогда?». «Да сами не знаем, просто выход к Днестру».
Что ж, этого мне и хотелось: у нас все дороги так или иначе ведут к Днестру. И все-таки я уже чувствую себя открывателем новых земель, поскольку именно здесь нахожусь впервые. Знаю только, что где-то справа будет паромная переправа между Слободзеей и Кременчугом, но до нее еще нужно дойти. А поскольку раннее утро на дамбе оказалось еще приятнее, чем в парке, я приветствую эту прогулку, как подарок судьбы. Воздух сладок и свеж, хотя ветра нет, зеленый лесной мир отражается в реке без малейшей ряби. Щебет мелких пташек в зарослях, силуэт белой цапли на отмели, умное карканье ворон (вовсе не портящее гармонию), стайка пролетающих уток, разные виды голубей. Разумеется, целые воздушные легионы ласточек. Миную сельский на вид стадион, дальше идут все больше укромные дачи, огороды среди древесно-кустарниковых зарослей. Густая высокая трава почти везде пожухла от зноя, даже неприступные колючие «крепости» чертополоха выгорели, бессильно склонились к земле.
В тихом, прозрачном утреннем «эфире» самый заметный звук – флейтовый посвист иволги. Его не спутаешь ни с каким другим птичьим голосом, он мелодичный, отчетливый и как бы «ленивый». Идеально воплощающий атмосферу «глубокого» лета. В таких случаях всегда вспоминаю одно из лучших, на мой вкус, стихотворений Мандельштама: «Есть иволги в лесах, и гласных долгота в тонических стихах единственная мера, но только раз в году бывает разлита в природе длительность, как в метрике Гомера…». Да, уже с утра покой, волы на пастбище (вот и они, в компании с молодым пастушком). Он уже не играет на тростниковой флейте Пана, он сейчас разговаривает по смартфону. Да и от двух рыбачков, столь поэтично устроившихся под прибрежными тополями, правдивый воздух доносит фразу: «Всего-то выходит по 30 евро. Ну и…» (дальше непечатное). О, вечная двойственность существования, будь ты неладна!
И все же волшебные флюиды летнего утра на Днестре так сильны, что в этой обстановке я могу представить себе древне-греческого бога Пана. Козлоногий косматый «уродец» с маленькими рожками, с туманной родословной, добровольно ушедший с «гламурного» Олимпа на волю, в поля и леса. Вызвавший на музыкальное состязание самого Аполлона, противопоставив его золотой кифаре свою бедную пастушескую свирель. Аполлон, бог искусства, гремел виртуозно, как симфонический оркестр где-нибудь в Карнеги-холле. Пан музицировал просто и задушевно. Разумеется, он проиграл состязание, был опечален, но сохранил свою верную аудиторию – всю природу, которую древние одушевляли.
А потом вдруг разнеслось известие, что великий Пан умер, природа осиротела. По преданию, это случилось во время царствования римского императора Тиберия, при котором распяли Христа. Дела давно минувших дней, а до сих пор волнуют воображение. Юная приднестровская поэтесса Диана Федорович тоже откликнулась стихами: «И рыдают леса тихой ночью, словно нет им покоя от ран. Ведь когда-то сказал один кормчий, будто умер великий Пан».
Вообще античные аллюзии затягивают. Увидев на тропинке разбитую бутылку, вспомнил глиняные осколки массивных греческих амфор из археологического музея ПГУ, в которых эллины импортировали вино для скифов, древних жителей нынешнего Слободзейского района. За вино отвечал другой олимпиец сомнительной репутации – Дионис, или Бахус. Прохожу мимо одного из современных адептов бога вина, вернее, мимо ног, свисающих из кузова минивэна. С утра или с ночи кто-то успел «набраться», и вот дрыхнет, словно пьяный скиф. Интересно, устраивали скифы пиршества под открытым небом на берегах Днестра, как любим мы, или предпочитали веселиться в своих кочевых кибитках? Без машины времени мы многого не узнаем. Например, кто построил Траянов (Змиев) вал, датированный первыми веками нашей эры, частично сохранившийся в окрестностях Кицкан и Копанки. Быть может, так римляне пытались защититься от набегов варваров, а может, наоборот. Несомненно одно: наш край являлся беспокойной периферией античной ойкумены. Видно, так уж ему на роду написано: во все века быть чьим-нибудь форпостом.
На обратном пути слободзейский парк быстро возвращает меня в наши дни. Он кипит пестрым праздничным оживлением летнего воскресенья, когда стрелка часов приближается к полудню. Много разного народа вышло из квартир и домов на променад. Парк, еще несколько лет назад воплощавший элегическое запустение, после реконструкции стал местом комфортного досуга. Аркадный комплекс, увенчанный фонтаном со скульптурой влюбленной парочки под зонтом, удобные скамейки, нарядные клумбы, кафешки… Правда, я бы использовал больше вьющихся растений, хотя бы розы и виноград, для расширения благодатной тени. Большое спасибо за то, что в обновленном парке оставили несколько групп старых, высоких деревьев – сосен, дубов, платанов. Благодаря им здесь, в укромных уголках и в часы тишины, если повезет, все еще можно услышать тихий, вечный напев флейты Пана.
Леон Полевой.
Фото автора.