Зрелость формы, глубина
Сешафи, хранящая тайну (отрывок)
В утро, когда вернулся Касим и охотники, Инсару снова снилась бесконечная вода.
Если остальные люди селения Вах-Нахим видели полные кувшины и просыпались, в безумстве глотая сухой воздух, Инсару всегда снилось одно и то же: зеркальная гладь, которая тянется до самой линии горизонта. Такую воду не вычерпаешь – ее много, она бесконечна, как пустыня, что поглотила весь мир, – и тогда Инсар боялся просыпаться, чувствуя запах влаги и прохладный, отчего-то соленый воздух.
А когда просыпался, на лице его долго блуждала улыбка. Сумасшедшая, бессознательная.
– Такого не бывает, – лениво отвечал Касим, когда Инсар рассказывал о сне. – Воды не может быть много. Она не может тянуться до края земли.
В такие моменты хотелось, чтобы Касим ошибался, но отвратительная правда лезла в глаза грязными уставшими лицами, треснутыми детскими губами, знойным белым солнцем и бескрайними просторами песка. И тогда становилось понятно – Касим прав, такого не бывает. Селение Вах-Нахим давно забыло, что такое вода.
– Слава богу удачной охоты! – крикнул кто-то, и сердце дернулось.
Пустынные охотники наконец вернулись… Нашли они влагу или нет?
Заветный сон исчез стремительно, под клекот соколов и разговоры людей. Солнце только-только оторвалось от земли, а дети, старики и женщины уже встречали мужчин. Вновь человек победил пустыню, добыл еду и, может быть, если очень повезло, нашел воду… В этот раз охотники исчезли на месяц, но боги пустыни, похоже, улыбнулись им.
Потому что наконец-то люди селения Вах-Нахим казались счастливыми.
– Не принесли, не принесли они воду, – ворчали старейшины, однако на их лицах безошибочно читалась радость.
Что-то было особенное в шепоте, блестящих глазах, взглядах; люди толпились у огромной ржавой клетки, где когда-то держали львов, и Инсар сорвался на бег, заметив издали знакомую высокую фигуру.
– Инсар! – позвал Касим, улыбаясь в колючую бороду. – Инсар, иди сюда!
Он отряхивал пыльные руки о джалабию, и его смуглое обветренное лицо впервые за столько лет казалось молодым. Касим так редко улыбался…
Инсар замер. В один гул, раскалывающий голову, смешались ястребиные крики, шепот женщин и детей, бормотание стариков, и он долго смотрел перед собой, боясь выдохнуть.
В этот раз охотники снова пришли без воды.
Вместо этого они поймали монстра.
Рыжая блеклая шерсть, мощное львиное тело, огромные сложенные крылья и человеческая голова… Кто же это? Зверь прятал лицо в сложенные лапы, светлые волосы раскинулись по земле, как сухие корни, и казалось, что монстр мертв. Но бока вздымались, хвост подрагивал, и иногда доносился тяжелый, гулкий хрип – так хрипят только старые звери. И бури, приходящие с запада с красными тучами песка. И умирающие люди, подстреленные на войне за воду.
– Кто это? – большего Инсар выдавить из себя не мог.
Лишь вопросы вертелись в голове: зачем они притащили этого монстра? Почему не убили? Отчего же охотники – суровые, покалеченные судьбой мужчины – смеются, как дети? Почему люди Вах-Нахима оставили свои заботы и радуются назло молчаливой пустыне?
Глаза Касима светились счастьем. Он хлопнул ладонью по ржавым прутьям, и те отозвались жалостливым скрипом.
– Это сфинкс, – ответил Касим, с гордостью выпрямляясь.
И этим коротким, загадочным словом он ответил на все вопросы.
ВИННАЯ ВИНА
Я вновь и снова виноват.
Мне нет прощенья.
Есть прощанье.
Вгрызаюсь в кислый виноград,
Как Ева – в яблоко познанья.
По венам медный сок течет,
Он, как слова. А я – как повесть.
И мед из виноградин пьет
Оса, похожая на совесть.
Запретный плод и чувств союз –
И ос кормить теперь уж нечем.
У меда нынче горький вкус.
Я пью вино с виной весь вечер.
АРИСТОКРАТИЯ
Английская позолота,
Роскошные потолки.
Играет на деньги кто-то,
Сверкая, стучат каблуки…
Трепещут беспечно скрипки
(Однако, не лучше птиц).
Как нынче глупы улыбки
Раздутых от жира лиц!
А я? За оградой сада
Таюсь – обездолен, тих.
И, вроде бы, так и надо.
Я, вроде бы, не из них…
ГОРОД НОЧЬЮ ДРУГОЙ
А ночью город совсем другой,
В потемках страстно меняет маски.
Мне говорили, в ночи – покой,
Но это сказки.
И в чьих-то окнах огни цветут,
Сейчас погаснут.
Потом зажгутся.
И ярче звонких, сервизных блюд
Луна сияет – стальное блюдце.
А город ночью совсем живой,
И он чужой до восхода солнца.
Я знаю, в полночь по мостовой
Шагает ветер, порой смеется.
Он звезды с неба смахнет рукой,
И дрогнет провод – струна тугая.
А ночью город совсем другой,
И я другая.
- * *
Ты выдумываешь молитвы
И придумываешь мантры.
«Кто вчера проиграет битву,
Обязательно выиграет завтра».
Но для всех эта речь пустая –
Провожают тебя молча.
Ты печалишься… Днем читая,
Перечитываешь ночью.
Что скрываешь? Обиды? Раны?
Что за боль отражают сутры?
Кто-то скажет, что ты странный.
Ну а кто-то ответит – мудрый.
Улыбаешься, точно зная:
Все так сложно – и все так просто.
«Кто шагать не боится по краю,
Ближе всех к облакам и звездам»
Подготовил Олег Соснин.
