Согласитесь, что слово звучит несколько подозрительно. Как будто сейчас речь пойдет о каком-то нехорошем явлении. Отнюдь. Мы расскажем историю советского военного разведчика, политзаключенного ГУЛага, одного из организаторов отпора уголовникам, имя которого с появлением термина «нагуловщина» стало нарицательным. А его мирная судьба после освобождения связана с городом Днестровском.
Поколение, которому было не до Сервантеса
Загадки здесь, собственно, нет: термин, который употребляли советские зэки, родился от его фамилии. О Вячеславе Ивановиче Нагуло (вариант написания фамилии в военных документах Нагулов ошибочен) в приднестровских источниках говорили максимум как о ветеране войны. Наверное, побаивались его неоднозначной биографии. Не «родился – женился – работал в колхозе – воспитывал внуков». Нет, все это тоже было, но истинный человек кроется в деталях.
Он родился в 1924 году в городе Новгород-Северский Черниговской области в семье интеллигентов: мать – учительница, отец – заведующий почтовым отделением. У них были теплые отношения. Сына отправили заниматься акробатикой. Не забывали и о «здоровом духе»: семья собиралась, чтобы обсудить только прочитанную книгу.
По воспоминаниям родственников, в 17 лет Вячеслав представлял собой прекрасно сложенного, рослого, статного юношу с открытым взглядом, источавшим ум и спокойствие. Благодаря отличному воспитанию и образованию он без труда мог говорить об Аристотеле, Сервантесе или Достоевском. К сожалению, его поколению уготовили общую тяжелую судьбу: в Красную Армию он отправился в 1942 году. Ничего общего с сервантесовским «рыцарем печального образа» – им суждено было стать настоящими воинами.
В разведку его взяли по случаю: он оказался свидетелем допроса пленного «языка». Полковой переводчик был евреем, и надменный немец категорически отказался с ним разговаривать. «Юде», – твердил он исподлобья. Вячеслав показал отменное владение немецким языком и «разговорил» пленника. Так Нагуло мгновенно перевели из автоматчиков в разведчики, присвоив звание сержанта.
Три раза он был легко ранен, эвакуирован в госпиталь, после чего возвращался в свою часть, где не заставал командиров действующими на месте. В результате участие Нагуло в отражении контратак противника оставалось без отметок. Только 6 июля 1944-го за образцовое выполнение заданий командования и проявленное при этом мужество его наградили медалью «За отвагу», позже за захват «языка» из отступающего немецкого обоза получил орден Красной Звезды.
Интересный эпизод про ранения упоминает днестровский автор Алексей Бабин в своей готовящейся книге: «Удивительно, что последний небольшой осколок, приобретенный Нагуло в бою, захотел самостоятельно выйти через 35 лет. Извлечь его помог сын Сергей».
Разведчики не из тех, кто любит болтать о своих подвигах. Когда ты действуешь в ночное время, преодолевая мины, вынося на себе раненых, а иногда и убитых товарищей, а затем отчитываешься о каждом шаге перед начальством и особым отделом, охота приукрашивать собственные подвиги отпадает сама собой.
Нередко случалось, что разведчик не успевал завершить задание, и его записывали в погибшие. Так, во многих документах датой смерти Нагуло значится 4 сентября 1944 года в Польше. Только спустя месяц узнали о том, что он находится в госпитале.
«Крамольные письма»
После войны, в конце 1945-го, старшего сержанта Нагуло направили в Иран, где он пробыл полгода. Тогда в Иранском Азербайджане началось восстание с целью отделения от Ирана. Повстанцев поддерживал СССР, желавший добиться от официального Тегерана нефтяной концессии. И все бы ничего, если бы военная цензура не засекла в письмах Нагуло домой «крамольные мысли». В 1947-м изъяли его дневник, где их нашли в еще большем количестве, и Вячеслав Иванович пошел на 10 лет (освобожден через 7 лет, после смерти Сталина) по злополучной 58-й статье, сгубившей тысячи судеб советских интеллигентов, которых без разбору клеймили роковыми словами «враг народа».
В Приднестровье хранят память о жертвах политических репрессий. «Мы не вырываем из истории «неудобные» страницы, не переписываем главы, не вымарываем темные пятна», – справедливо отмечал в своем обращении Вадим Красносельский. Но до сих пор у некоторых людей сохраняется предубеждение против страницы истории, связанной с «политзэками». Нет, многие из них не имели никакой вины ни перед народом, ни перед государством – так Родина потеряла тысячи светлых голов, способных потрудиться на ее благо. Признать ошибки предков важно, чтобы потомки не повторяли их в будущем.
Мы не залезем в голову бывшему разведчику, а теперь политзаключенному Нагуло. Скорее всего, как и большинство его товарищей по лагерю, он, прошедший войну, не мог понять: «За что? Я защищал свою страну, а затем стал для нее врагом за слова, написанные в письме?». 58-я статья предполагала, что осужденных по ней будут натурально гнобить как лагерная администрация, так и отпетые уголовники, которые отбывали наказание за жестокие преступления. По книгам Солженицына, Шаламова мы можем представить тяжелую жизнь политзэков в лагере. Нередко администрация сама давала указание уголовникам «взяться» за «врагов народа». И неважно, что находящийся в фаворе «голубчик» зарубил топором семью, а второй просто написал «крамольные мысли».
Григорий Климович, бывший заключенный, писал в воспоминаниях следующее: «Описывая воровской произвол, творимый в лагерях с ведома и по указанию лагерной администрации, Солженицын признается, что он не располагает данными о сопротивлении этому произволу, а, между прочим, в Чубайпуре (Степлаг) содержался Слава Нагуло – учитель из города Нежин Черниговской области, который, будучи в Сиблаге и Мариинских лагерях, сумел организовать мужиков и обуздать воровской произвол. Впредь в лагерях Востока и Сибири всякое выступление мужиков воры именовали «нагуловщиной».
Эту же информацию подтверждает Николай Формозов в повести «Воздушные змеи над зоной». По его словам, Нагуло был старшим нарядчиком по просьбе заключенных, веривших, что он способен сплотить их против «блатного» произвола. Единственное «но» – учителем Вячеслав Иванович никогда не был.
За колючей решеткой оказались не просто невиновные – туда попали офицеры, которые все равно оставались преданными настоящим человеческим качествам. Это и предопределило отпор политзэков уголовникам. А если учесть, что Нагуло на тот момент было 25 лет, можно только представить, какой харизмой он обладал – за ним шли.
Не «просто шофер»
Еще одна выдержка из Климовича: «Нагуло был человеком незаурядным. Он даже внешне был непохожим на всех других. Мягкое открытое лицо, тонкие губы, высокий лоб, умные спокойные глаза, уверенные, полные достоинства движения свидетельствовали о его благородстве и выгодно выделяли из любой толпы. Придурки считали его своим сторонником, работяги — своим защитником, интеллигенты — человеком своего круга. Он органически не терпел любое проявление зла и насилия. И, вместе с тем, он ни во что не верил, ничему не поклонялся; в душе его не было ни Бога, ни черта. Пережив в лагерях немало черных дней и испытывая на себе власть грубой силы, он разочаровался во всех человеческих ценностях, и впредь на добрые дела его подвигала не любовь к людям, а ненависть ко всякого рода произвольщикам – будь это содержащиеся в заключении подонки или высокое начальство. Для него и те, и эти были на одно лицо, он не видел между ними разницы, был уверен, что все они одинаково повинны в творимом здесь произволе, борьбу с которым считал своим долгом – делом чести и совести, а борясь, действовал заодно с Корбутом и ОУНовцами, хотя и не разделял их взглядов».
После освобождения в 1953-м он трудился лесорубом в Архангельской области, потом заканчивал курсы автокрановщиков в Пермской, где и познакомился с будущей женой Галиной Некрасовой. В октябре 1962 года семья вместе с 5-летним сыном Сергеем перебрались в село Коротное Молдавской ССР. Спустя время получили комнату в общежитии в Днестровске, потом в семье появились еще две дочери – Светлана и Наталья. Позже пойдут и внуки, правнуки – например, в Днестровске и сейчас живет его правнук Дмитрий. Четыре года Вячеслав Иванович работал на строительстве Молдавской ГРЭС и поселка водителем. А затем четверть века отдал консервному заводу в поселке Красное.
Чтение, которое он так любил в детстве, вернулось к нему в зрелом возрасте. Современники вспоминают, что он жил в доме, где размещалась библиотека, а сам Вячеслав Иванович, приднестровский ветеран с непростой биографией (10 лет назад его не стало), на память читал Пушкина, Лермонтова, Симонова и любимого им Есенина. Но о войне и пережитом в лагерях говорил крайне скупо. Возможно, в сердце все же оставалась незаросшая обида… Только в 1980 году (по другим данным – в 1984-м) Нагуло был реабилитирован, и ему вернули фронтовые награды.
Получается такой парадокс: разведчик, начитанный, знал немецкий язык, обладал недюжинными организаторским талантом и харизмой, служил в Иране, а во второй части жизни, разделенной на «до» и «после», оставался скромным шофером и заводским рабочим. Подчас кажется, что судьбу не выбирают. Может быть, это и не так, но от циничного фатализма может спасти только здоровая общечеловеческая память: и в печали, и в радости.
Андрей ПАВЛЕНКО.
Фото из архива совета ветеранов Днестровска.
