История про Красный Клин («Приднестровье» от 23.07.2022 г.) вызвала немало вопросов, и в том числе у самого автора. Особенно всех заинтересовал человек в сомбреро, личность и впрямь загадочная. Как сообщалось, к его головному убору были подвешены маленькие фигурки, наподобие детских погремушек. Персонаж пробудил живой читательский интерес, что убеждает нас дать ему развернутую характеристику. С готовностью, в порядке пролога или, как говорят киноманы, «приквела», набросаем несколько штрихов к портрету колоритного сеньора, обнаружив за фасадом экзотической внешности не менее примечательную судьбу.
Маурисио Эстебан Кахон родился в Мексике, в относительно небольшом приграничном городке Вилья-Акунья. Окончил частный католический университет, специализировался на древнейшей мифологии. Писал дипломную работу о мореплавателях-триремах, народе, родственном финикийцам и, как полагают, давшем название одноименным гребным судам.
Смелые версии, вдохновенные штудии, впрочем, довольно быстро увели Маурисио в сторону от академической науки и собственно мексиканских истории, культуры, которые его решительно не интересовали. Не в меру увлекшись тайнами древних мореходов и не найдя поддержки в лице научного руководителя, пылкий юноша уже в студенческие годы стал публиковать весьма неоднозначные статьи по триремской мифологии под псевдонимом «Дон Мигель». Забегая вперед, скажем, что и много позже, в селе Алексеевка, куда уроженец Вилья-Акунья перебрался спустя годы, его именовали не иначе как дон Мигель.
Жизнь на родине была непростой. Будущего дона окружали контрабандисты и наркоторговцы. Отец его, Эстебан Кахон, был замешан в темных делах, что воздвигло в конце концов непреодолимую преграду в отношениях с сыном. Стоит ли удивляться: как только представилась возможность, Маурисио покинул родные края. Научные разработки надоумили его искать в Северном Причерноморье следы доселе неизвестных триремских факторий. Получив магистерский диплом, мексиканец прибыл в Восточную Европу, где и приступил к расследованию. Сблизился на этой почве с местной интеллигенцией, подружился с археологами, сам не раз приезжал на раскопки. И здесь, во время летней студенческой практики, познакомился с выпускницей истфака златокудрой Оксаной Чебан. Девушка едва окончила вуз, по распределению была направлена в родную Алексеевку учителем истории. На раскоп приехала так, по старой памяти, «в гости». И вот повстречала любовь всей своей жизни. Спустя всего три месяца Оксана и Маурисио поженились – гуляло всё село, жаль, со стороны жениха никого не было. В Алексеевке жгучего брюнета приняли хорошо. В просторном родительском доме нашлось место не только зятю, там с нетерпением ждали внуков.
Маурисио, и правда, вскоре стал отцом: на свет появилась смуглянка Лучия. Дон был на седьмом небе. И в то же время не прерывал начатых еще в студенческие годы поисков. Целыми днями возился с дочуркой, но как только представлялась возможность, вновь погружался в мир ускользающей, противоречивой мифологии народов моря. Методично вел дневник, в который вносил наблюдения, мысли, путевые заметки. Собирал фольклор. Ибо, как уже говорилось, полагал найти в Приречье доселе неизвестные следы пребывания морских бродяг; не только в устье, но и много выше по течению! Ведь поднимались же по реке на своих судах древние греки, а позже – генуэзцы. Многовековое присутствие триремов, по его разумению, просто не могло не оставить материальных свидетельств, не отразиться в народной памяти. И он действительно отыскал их, отыскал следы. Записал ряд здешних сказок и легенд, связанных с триремами. Но самое главное: в той же области, что и Алексеевка, выпускник университета им. Фомы Аквинского обнаружил чудом уцелевший триремский наос (центральную часть храма). Святилище, возведенное в незапамятные времена, пребывало в полуразрушенном состоянии. Открытие из разряда сенсационных! Но каково же было удивление нашего героя, когда от друзей-археологов он узнал, что объект не только известен, но и внесен в реестр памятников истории и культуры; местные о нем хорошо знают. В любом случае, Маурисио не расстроился. Сделанное им открытие (назовем его «личным») показало: он на верном пути.
Так, оставаясь счастливым мужем и отцом, дон годами собирал любую доступную информацию о триремах, буквально бредил ими, намеревался в перспективе опубликовать книгу – плод многолетних изысканий. Творческий порыв не оскудевал, жизнь казалась безоблачной: располагая некоторыми средствами, он всецело посвящал себя любимой работе и семье.
Всё изменилось после известия о смерти отца. Мужчина как-то вдруг осознал, что не настолько они были чужими, понял, что, как бы то ни было, обязан отдать последний долг, побывать на могиле. Оксана отпускала его с тяжелым сердцем. И опасения не замедлили подтвердиться. Вскоре по прибытии в Америку Маурисио исчез. Разыскивая его, Оксана сделала, может быть, даже больше, чем другие на ее месте. Сколько родители ни отговаривали, сама отправилась в опасный мексиканский городок, перемежая испанский с английским, наводила справки. Но след был уже потерян. В полиции уверяли, что Маурисио не покидал страны. В Алексеевке образцовый муж и отец тоже не появлялся.
После исчезновения дона Мигеля по селу гуляли всевозможные сплетни. Кто говорил, что у него завелась другая женщина, кто, напротив, что дон, сохраняя верность семейной традиции, после смерти отца возглавил мексиканскую мафию. Оксана была безутешна. Лучии только исполнилось десять.
Таково вкратце жизнеописание сеньора Маурисио Эстебана Кахона. Что стало с доном, доподлинно неизвестно. В нашем распоряжении имеется всего несколько разрозненных фактов, способных пролить хоть какой-то свет в дополнение к уже написанной картине.
Первое. Сохранился дневник кабальеро, основа будущей книги: тетрадь в клеточку на девяносто шесть листов, исписанная бисерным почерком (оригинал велся почему-то не на испанском, а на английском). Абсолютно большая часть записей, судя по всему, к исчезновению дона отношения не имеет. Внимания заслуживают всего несколько строк в самом конце. Приведем интересующий нас фрагмент. «В последнее время меня посещают тревожные видения, – пишет дон. – Мне снится человек в черном сомбреро. Его зовут дон Мигуэло. Он велит мне возвращаться в Мексику, где я, по его словам, смогу узнать нечто новое о триремах. Поскольку я никогда не отличался склонностью к скептицизму, охотно допускаю, что таким путем внутренний голос оповещает меня о чем-то действительно важном; что-то, вероятно, было упущено мной уже на ранней стадии исследования, в исходной точке. Но, понятное дело, моя поездка невозможна! Оксана не одобрит и не поймет. Лишь чрезвычайные обстоятельства могли бы заставить меня покинуть сей гостеприимный край. Да и, в конце концов, всё это не более чем сон! Странно всё же, почему мне кажется, что стоит опасаться этого дона Мигуэло, будь он фантомом или порождением больного воображения» (в оригинале: «a trick of the frustrated mind»). На этом запись обрывалась.
Второе. Степан Тимофеевич Ротарь, уроженец села Алексеевка, в прошлом – председатель колхоза, человек, вполне достойный доверия, уверяет, что в прямом смысле столкнулся с Мигелем нос к носу, когда тот выходил из пригородной маршрутки. Одет был во всё черное, на голове – черное сомбреро. Но вот, странное дело, когда Степан Тимофеевич на радостях попытался заговорить с доном (тогда уже было известно, что он пропал), мексиканец холодно отстранил односельчанина и как ни в чем не бывало прошел мимо. Бедняга так и застыл в недоумении: неужели он мог обознаться? А потом, порасспросив водителя, установил, что «иностранец» сел у Лэдицэ Нягрэ, одного из сел того же района.
И последнее. Когда обнадеженная Оксана обходила в Лэдицэ Нягрэ дом за домом, вскрылась одна история. Ее рассказал местный паренек с редким именем Серафим. Дело было так. Со сверстниками они играли за селом, на взгорье, где стоят почти бесформенные каменные изваяния (в народе это место называют «курганом»). Ребята швыряли от нечего делать в истуканов пустые бутылки. Интуитивно сообразив, что лучше этого не делать, Фима в общей забаве не участвовал, стоял в стороне. Вдруг видит: подходит человек в большой черной шляпе. По всему видно – приезжий. Ребята прекратили игру и стали за ним наблюдать. Тот невозмутимо изучал камни (турист, что ли?), остановился у одной из стел, принялся разглядывать с торца. А потом, бросив на детей холодный взгляд, удалился, так и не сказав никому ни слова.
Ребятне стало интересно, что же он там такого высматривал? Догадались не сразу. Человек без воображения, без сноровки, здесь, и верно, мало бы что заметил, настолько пострадали от времени монументы. Но детский пытливый взгляд ухватил: в верхнем углу, и верно – с торца, прослеживается изображение хищной птицы, наподобие коршуна или сокола. В полном восторге от только что сделанного открытия, мальчишки бросились искать на других плитах. И что же? Оказалось, на каждом из камней, окаймлявших возвышенность, можно, если постараться, разглядеть изображения. Помимо хищной птицы здесь были черепаха, муравей, кит (или кашалот), летучая мышь, лиса и… человек. Всего семь изображений. Как они раньше-то не замечали?!
Самое удивительное: утром следующего дня, когда Фима показывал находку отцу, в круге камней, несколько в стороне от центра, их взору предстала свежевырытая яма. Словно бы кто-то искал клад. Рядом валялся моток веревки – она-то причем? Любителей походить с металлоискателем, конечно, не раз примечали в здешних краях. Да и сельские, чего греха таить, не единожды пробовали отыскать легендарную черную шкатулку (Лэдицэ Нягрэ в переводе на русский – черная шкатулка). Но уже столько поколений осталось с носом, что «перекапывать перекопанное» никому бы из местных в голову не пришло.
На этом происшествия не заканчиваются. Той же ночью Серафим видел сон. Приснился ему человек, как две капли воды похожий на того, черного в шляпе, только добрый. Незнакомец поведал с горечью, что душой его обманным путем завладел некий дон Мигуэло. В Лэдицэ Нягрэ он таки нашел то, что искал, и теперь, желая завершить начатое, отправляется в сельсовет Красного Клина.
Оксана, разумеется, как только получила весточку, тотчас бросилась на поиски, приехала по горячим следам в Красный Клин, но, увы, застала одного председателя…
Николай Феч.
