Домой Твои люди, Приднестровье Незабытые имена Зов Родины слышен и на краю света

Зов Родины слышен и на краю света

0

Для Александра Романовича Пашковского, ныне, к сожалению, покойного «австралийца» из Кицкан, это были не пустые слова, он подтвердил их всей своей жизнью, похожей на увлекательный, но одновременно страшный и суровый фильм, где есть и драма, и триллер, есть жесточайшие, душераздирающие эпизоды, но есть и относительный хэппи-энд (счастливое завершение).

Во всяком случае, односельчане запомнили его не только умным, талантливым, добрым, но и весёлым человеком. В музее истории села Кицканы Александру Пашковскому посвящена целая экспозиция, включающая биографические сведения, а также картины его кисти – хоть и любительские, но с душой. Той самой, что не удовлетворилась сытой, благополучной жизнью в Австралии, очень интересной, но всё-таки чужой. Заведующая музеем Наталья Касым тоже понимает это: сама пожила в дальних краях, могла там остаться, но тяга к родной земле пересилила всё, включая материальные выгоды.

Александр Пашковский на склоне лет написал небольшие мемуары о своей удивительной судьбе, которые теперь бережно хранятся в сельском музее. Спросите, в чём их ценность, ведь автор работал всего лишь скромным преподавателем английского языка в кицканской средней школе? Но прочитайте эту небольшую тетрадку – вам откроется не жизнь, а житие, «хождение по мукам», многажды на волосок от смерти. А ведь через похожие нечеловеческие испытания прошли многие и многие его сверстники, и далеко не каждому удалось выжить, тем более дотянуть до времён, когда уже можно было рассказать правду без страха. За скупым, сжатым повествованием потомкам открывается бездна…

«Родился в 1919 году, когда… отступали немцы, поляки, и непонятно было вообще, кто наступал, а кто отступал из Белоруссии тогда. Мама была неграмотной, отец умел читать, писать, играть на скрипке… но я никогда не слышал его игры: времени и сил отцу из-за постоянной тяжёлой работы не оставалось. В семье было 14 детей, в хозяйстве 12 десятин земли, но из-за огромного налога от урожая нам мало что оставалось. В 1929 году нас объявили кулаками, зимой раскулачили и выслали в Архангельскую область. В детстве я не носил ни одной пары новой обуви, так как не за что было купить, приходилось донашивать старое или ходить в лаптях».
Так начинается его автобиография, но это только «цветочки», настоящие ужасы впереди. Ещё до войны умер его отец. Александра отправили в детдом города Сольвычегорска, и дальше было много тяжких мытарств, приходилось скрывать своё «кулацкое» происхождение. В армию Пашковского призвали из Новосибирского театрального училища, он два года отслужил в Забайкалье, а тут как раз началась война. Под Оршей его часть попала в окружение, Александр бежал из колонны пленных, пытался найти какой-нибудь партизанский отряд, но заболел сыпным тифом и в итоге был всё-таки схвачен немцами, едва не умер в тюрьме. Далее – товарный поезд, скотский вагон, путь в фашистское рабство (сперва в оккупированной Польше, затем – в Австрии). Там он познакомился с будущей женой, там же встретил долгожданный День Победы. Узнав, что «советских военнопленных нет, есть только изменники Родины», Пашковский побоялся возвращаться в СССР. Опять-таки с большим трудом, невероятно извилистыми путями удалось в 1946 году эмигрировать с женой и маленькой дочерью в Австралию, которую Александр Романович предпочёл США и Канаде. Летели туда долго, с несколькими пересадками: из Рима в Египет, Саудовскую Аравию, Пакистан, Индию, Бирму (где в аэропорту на местных самолётах он с ужасом увидел свастику, ещё не зная, что нацисты просто использовали этот древний ведический символ), далее Сингапур, и лишь затем – Сидней. Там, в Австралии, Пашковскому предстояло прожить почти 20 лет.

Работы у него были разные, вплоть до ловли кенгуру. «В 1958 году я принял австралийское подданство, поступил заочно в институт коммерческого искусства в Мельбурне, но тоска по Родине не давала покоя. Сейчас многие говорят: «Я бы не вернулся», но это говорят те, кто не жил вдали от Родины. Они берут в расчёт только материальную сторону», – писал впоследствии Пашковский. Кстати, с благосостоянием в Австралии у него всё было в порядке, не ощущал он также никакой национальной предубеждённости – там, в стране эмигрантов, её не существует. Его дети отказались возвращаться в СССР, и разлука с дочерью и сыном стала ещё одной печалью в судьбе Александра Романовича. И всё-таки возвращение в Союз он считал главным событием жизни, несмотря на многие беды и обиды. Но и здесь не обошлось без скорбей. «Я не встретил своего любимого брата Георгия, он погиб в 1944 году под Ленинградом. Мама умерла в Томской области, сёстры разъехались по разным концам огромной страны. Я навестил их всех», – писал Пашковский.

Но для жизни он выбрал прекрасное село Кицканы в солнечной Молдавии, где более 30 лет жил в домике по адресу: ул. Гагарина,1. Жил вполне счастливо, с женой Марьей Павловной, искусной рукодельницей и большой любительницей разводить цветы. Соседи, которые тогда были детьми, вспоминают, как интересно рассказывал этот невысокий, худощавый, светлый душой дедушка о заморских странах, как любил детей, как веселился на сельских праздниках, как охотно дарил друзьям свои картины. На одной из них изображён вид на колокольню Кицканского монастыря со стороны озера – синего, привольного. К сожалению, озера уже давно нет, как нет самого Пашковского, его жены и большинства знавших его людей. Но, глядя на этот милый пейзаж, вспоминая судьбу его автора, очень хочется верить в светлое будущее села Кицканы, нашего Приднестровья и всего большого мира вокруг.


Валерий Каширин.

Фото из семейного архива А. Пашковского.

Exit mobile version