записки молодого бойца
Ещё несколько месяцев назад я и не думал, что буду служить в армии. Друзья и хорошие знакомые наговорили мне очень много ужасных вещей об этом месте, и я хочу рассказать о том, какая армия сейчас, опираясь на собственный опыт. На вопрос, стоит ли идти в армию, отвечу: «Безусловно, да». Ты однозначно не потеряешь своё время, найдешь в этом месте настоящего себя, а также множество товарищей, с которыми вы будете общаться и на «гражданке». Тебе необходимо будет понять вещи, о которых до прохождения службы ты даже не задумывался. Армия вынудит тебя стать взрослее и мудрее. Поначалу будет трудновато…
Предыстория
Отдать долг родине я хотел. Пришёл в военкомат в день своего рождения. Меня хотели забрать прямо в день девятнадцатилетия, но мы договорились, что я отмечу свой праздник и пойду служить тридцатого числа.
Я шёл по центральной улице. В моей голове было очень много вопросов, а ответов было мало. Я был в недоумении, как бы сказал армейский человек, «не одуплился» (в армейской среде это считается заторможенностью, неспособностью человека отреагировать вовремя, правильно понять и выполнить поставленную задачу).
Меня постригли налысо, мы собираемся ехать в военкомат. Родители волнуются, спрашивают меня, может, надо что-либо ещё, кроме кучи вещей, которыми они меня и так нагрузили.
Для курящего человека лучше взять с собой три пачки сигарет, больше не нужно. Некурящему и одной пачки хватит, ведь благодаря сигаретам в армии можно решить большинство возникающих по ходу службы вопросов. Деньги если брать, то не больше пятидесяти рублей. Ну и, конечно, дешёвые средства личной гигиены: чехол для зубной щётки, мыльница, зубная щётка, мыло, бритва, пенка для бритья…
По приезде на распределение мы начали сдавать «физо». Я «греб» (показывал свою силу, мощь, непоколебимость) многие упражнения, но из-за плохой категории здоровья меня отправили служить в мотострелковую гвардейскую часть. Я подумал, что это наихудший вариант развития событий, но всё оказалось не так уж и плохо.
Приехали мы в часть, построились рядом с вещевым складом. Все проходящие мимо старослужащие солдаты смотрели на нас слегка презрительно, ведь мы в их понимании «запахи», рота молодого пополнения, недавно прибывшие люди для прохождения срочной службы.
«А на плечах у нас зелёные погоны»
Пришла моя очередь получать форму. Если честно, я готовился к худшему, и мои опасения подтвердились. На мне форма смотрелась, как раскрытый парашют десантника.
Теперь предложу вам задачку на логику. Расстояние от казармы роты молодого пополнения, где мы находились, до самой столовой – примерно 50-60 метров, а наш путь занял полчаса. В чём же секрет? Дело в том, что все передвижения внутри войсковой части должны осуществляться по команде старшего по должности (званию) и в ногу с человеком, идущим справа от тебя, – правофланговым. Так что из-за непривычки мы сбивали ногу и возвращались на исходную позицию. Нужно было подобрать ногу, чтобы шаг был единообразным.
Кормили у нас в части отменно. Если сравнивать армейскую еду с домашней, тоже довольно неплохо. В карантине было круто: у нас был один из самых дружных призывов, правда, мы много чего не знали. Например, что надо пить поменьше воды, особенно после физической и строевой подготовки. Я понимаю, что это трудновато сделать, но те, кто не справлялись с соблазном, штабелями ложились в «кубрик» (спальное помещение в армии для больных призывников).
Целыми днями мы жили по расписанию, заступали в наряды по РМП (роте молодого пополнения) дневальными на тумбу, занимались физической, строевой подготовкой, по вечерам играли в футбол. Домой, конечно, хотелось дико.
В мужском коллективе почти каждый пытается доказать всем, что он лидер. У нас часто возникали конфликты на пустом месте. Потом мы долго отжимались за свою вседозволенность, так как командиры нам вольностей не прощали.
Вот так от ветки до ветки и «перепрыгивали» мои дни до присяги, пока я не попал в больницу.
Инфекционка
Вечер. Становится прохладно, а мы сидим в казарме и утаптываем с товарищами еду, которую в выходные принесли нам родители, а мы её хорошенько припрятали. Вспоминаем приятные моменты и понимаем, что много чего не ценили в этой жизни. Оказывается, баклажанная икра с хлебом такая вкусная! Паштеты, закатки, судочки с горячим – ничего не уходит от наших глаз. В армии главное – много не есть, так как после пиршества есть риск всем строем бежать в уборную.
Курить я начал в карантине от нечего делать. Мы перекурили, посмотрели через забор на проходящих мимо людей, проезжающий транспорт и побрели строем смотреть телевизор. По телику шёл фильм ужасов, было нескучно, мы постоянно болтали, иногда посматривая на телевизор.
Как уснул, я не помню. Меня разбудил Вова Т., младший сержант, который вёл наш карантин, сказал, что я кошмарно кашляю. В итоге я терпел пару дней, но потом ребята настояли, чтобы меня увезли в больницу.
Инфекционка – хорошее лекарство для «косарей», ведь после семи-десяти дней нахождения там ты захочешь служить, как миленький, и пойдешь хоть на край света, лишь бы не оставаться в этих четырёх стенах. Предлагай, что хочешь: алмазы, бриллианты, миллионы – медсёстры и врачи в этом плане неподкупны. Так что «гаситься» (прятаться от военной службы в больнице) – вообще не вариант. Несколько дней тянулись словно бы несколько лет, меня и еще двоих заболевших забрали из отделения, привезли в часть. Все только начиналось – впереди была присяга…
Дмитрий ЛЕШЕНКО, с. Кицканы.
Фото www.mopmr.org
Вряд ли я сейчас объясню, зачем купил его, когда на дворе стояла теплая южная осень, когда дворники деловито спали, опершись на метлы, а днем пили цикорий в подсобке, потому что листва вовсе не поспешала падать на землю. Тепло не уступало холодам, а хлорофилл – каротиноидам. Видимо, мой прапрадед покрывал крышу соломой задолго до первых туч.
Вряд ли я объясню и то, как попал на блошиный рынок. У меня был товарищ, который целыми днями торчал в книжной комиссионке, перебирая запыленных Мериме и Лесковых и забывая, сколько ложек сахара он кладет в кофе. «Давал себе зарок не заходить в книжный, и сам не знаю, как здесь очутился», – оправдывался он, когда занимал у меня денег. Почему «был»? Кажется, он нашел, что искал («Дерзание духа» А. Ф. Лосева), и с тех пор никто его не видел.
Я не ходил, а именно шастал от ретрофотоаппаратов к фарфоровым фигуркам, привезенным из Германии отцом-военным, от крымских подстаканников до небрежно разбросанных видеокассет с «Джуманджи», записанным поверх чьей-то свадьбы.
– Это пальто придется вам впору, – услышал я молодой девичий голос. Правда, его обладательнице было давно за 70.
– Вы, пожалуй, и вовсе единственный человек, кто сможет купить и надеть его. Я уступлю вам его за сумму, вполовину меньшую той, что окажется у вас в кошельке.
Я только-только распрощался с долговыми обязательствами, а потому игра вслепую против моего кошелька меня очень порадовала. Так я, сам того не ожидая, купил твидовое пальто.
– Правда, я бы настоятельно рекомендовала перешить на нем пуговицы, – дернула меня за рукав женщина. – На этом пальто пуговицы карие, как глаза бывалого кинолога, который пустил на свою кровать питомцев, а сам примостился на полу. Вам же нужны серо-зеленые пуговицы, как ваши собственные глаза. По ночам они отпугивают сатану, а если такую пуговицу закопать в земле, то через десять лет на этом месте непременно выроют колодец. Правда, стоит набор этих, ваших, пуговиц другую половину той суммы, что есть у вас в кошельке.
Признаться, шарады с моими же деньгами меня порядком утомили, к тому же я собирался плотно отужинать домашним паштетом с баклажанами, фаршированными творогом. Пуговицы меня мало интересовали. Я забрал пальто, оставив на витрине сиротливые женские туфли 41-го размера, и пошел домой через озеро.
За время, которое вело нас к осени, лежавшая на моем комоде газета пожелтела, так и оставшись недочитанной. Я надел твидовое пальто впервые, когда шел в пельменную на углу, а попал неожиданно для себя на симфонический концерт. Самое странное в этой истории, что музыка мне понравилась, а я в жизни не мог отличить Гайдна от Бетховена. Вечером я с удивлением обнаружил у себя дома виниловые пластинки Брамса, Прокофьева и Шуберта, а также массу справочных пособий для садоводов-любителей. Не сказать, что эти изменения мне нравились – со стола пропал планшет со всеми моими чертежами, и никакие пластинки заменить мне эти проекты не могли.
Но, кажется, меня более не волновали чертежи. Все мои мысли занимала какая-то ерунда, о которой я раньше и не задумывался, а именно – посадочные ямы. Да, их надо готовить осенью, чтобы к весне они были по-настоящему готовы. Под яблони, груши брать диаметр побольше, под вишню и сливу – поменьше.
За неделю садоводство и классическая музыка захватили мое сознание в силки. Поменялись и мои привычки. Второе на обед я стал предпочитать первому, а это то же самое, как сказала бы моя тетка, что идти на войну ради того, чтобы стрелять поверх голов. Я перестал узнавать себя в единственном в моем доме зеркале, а потому занавесил его тем самым твидовым пальто. Волосы мои потемнели до смоляного оттенка, брови соединились, словно немецкие республики, а кадык пропал, будто бы его и не было. Не сказать, что этот новый я был мне приятен, но внешность нам, как говорят болгары, выбирают только наши родители.
Кстати, родители перестали отвечать на мои телефонные звонки, а к началу ноября мне позвонила… моя супруга, хоть я и не был женат. Оказывается, что этот новый я состоит в гостевом браке с некоей Валентиной Петровной, с которой познакомился, когда еще работал на почте в Слободзее. Она живет в частном доме и имеет громадный участок (чем, наверное, и объяснялось мое увлечение садоводством). Она любит накладывать на веки перламутровые тени и паучьи лапки на нижние ресницы, потому наши с ней отношения в моей голове, покрытой чужими смоляными волосами, вовсе не укладывались.
Кого я точно не пустил на порог дома, так это Марка – он представился моим другом, с которым я веду знакомство с детства. Он пришел ко мне в лакированных ботинках, потирал руки, будто не помыл их перед нашим рукопожатием, и закатывал глаза, вспоминая о том, как ему поставили «два» на контрольной по математике за то, что он давал мне списывать. С такими людьми я точно не мог и не хотел иметь дела.
Чужая жизнь мне опостылела, но твидовое пальто будто бы стало мне второй кожей, более родной, чем обои, которые я не переклеивал с совершеннолетия. С той стороны окна стучалось смурное настроение. Только что прошел ливень, ветер проделывал с деревьями такую штуку, от которой им было сложно оправиться. Дворники бодрствовали третьи сутки подряд. Я вернулся на пустой блошиный рынок, где увидел единственного продавца – ту самую женщину за 70 с юным голосом.
– Я хочу купить у вас серо-зеленые пуговицы для своего пальто, – с этими словами я протянул ей свой кошелек. – Вы оказались правы: пальто было мне впору, но со временем оно стало мне слишком велико. Это не я похудел, это сама вещь растет, ощущая на себе чужеродные пуговицы.
– Лучше выпить боржоми поздно, чем никогда, – сострила женщина. – Правда, на вашем пальто пуговиц четыре, а в моем комплекте – всего лишь три. Я надеюсь, все встанет на свои места: расти будете вы, а не пальто.
В тот же вечер я, вооружившись цыганской иглой, перешил пуговицы на своем твидовом пальто. На месте четвертой – лишней – зелеными нитками вывел вопросительный знак, просто от нечего делать. Жизнь потихоньку налаживалась, вещи из моей первой судьбы самостоятельно занимали свои места. Исчезли пластинки с классикой, садоводство и даже Валентина Петровна. Остался я наедине со своими вещами и твидовым пальто. Впрочем, что-то меня беспокоило, все так же удивляло, как и события осени. Что-то осталось. Догадка пришла сама собой. Я открыл комод, проверил свой паспорт, другие документы, свою медицинскую карточку, засаленные от долгого небытия студенческие конспекты, подписи к фотографиям. Вряд ли я это могу объяснить той не перешитой пуговицей.
На всем значились имя и фамилия, которые я читал первый раз в жизни – Никита МИЛОСЛАВСКИЙ.
