Один мой знакомый называет каменные гряды на Днестре «бунами». Я, признаться, всегда принимал это на веру. Буны так буны. Товарищ уверяет, что созданы они с целью улучшения судоходства на реке. А мне довольно и того, что расположены буны в живописных местах, где Днестр широк, тих и величав. Одно такое место я знаю недалеко от села Индия, другое – близ насосной станции под Кицканами. А ещё я заметил, что в любое время года, даже в самое серое и унылое, «на бунах» всегда можно что-то сфотографировать.
И решился. Впрочем, на сей раз фотосессией дело на ограничилось. На буны мы поехали с моим старшим братом Колей, заядлым велотуристом. И в дождь, и в снег готов он отправиться в путь. Николай сохраняет прекрасную спортивную форму, ему присущи испытанный в бою оптимизм и здоровый интерес ко всему на свете. Часами, где-нибудь на берегу, способен Коля рассматривать в бинокль птиц, зверей и просто красивый пейзаж. В этом плане мы с ним похожи, только я, практически с той же целью, пользуюсь видоискателем фотоаппарата.
Определив буны близ насосной станции как направление, мы выехали из дома ранним туманным утром первого января. «Буна диминяца, Коля!»
Решили ехать не через лес, а по трассе. В такую пору и в городе-то слякотно, что уж говорить про лес. Велосипед – не танк. По дороге обсуждали предназначение бун. Я говорил про «улучшение судоходных свойств реки», брат стоял на «защите берега от размыва». Забегая вперед, скажу, что дома я, конечно, слазил в Интернет, посмотрел: «Буна (она же – длинная полузапруда) – регуляционное сооружение в виде стенки, идущей от берега обычно в перпендикулярном к нему направлении. Возводится из камней, свай… Препятствует течению воды и защищает берег от размыва. Обычно применяются несколько бун, каждая защищает часть берега длиной до 5 длин самой буны».
Вот такое место мы и увидели спустя четверть часа. Буны… Прозрачная вода, январская безлиственная, но и бесснежная графика, подернутый дымкой Тирасполь вдалеке.
Набегая на каменный заслон, топорщившийся будто гребень могучего ископаемого животного, вода музыкально журчала. Никогда, ни в одно другое время года, Днестр не бывает таким прозрачным, хрустальным – дно можно было рассмотреть в деталях.
Благодаря тому, что у нас был бинокль, мы смогли изучить ещё и верхушки окрестных деревьев, найти большого пестрого дятла (или он только казался большим в окулярах). А Коля рассказал, что прошлой весной в этих краях, но чуть дальше, там, в лесу, он встретил оленёнка (косуленка?). Тот лежал в палой листве, подобрав под себя тонкие неокрепшие ноги. Коля решил, что он ждет маму, и подумал, что лучше не мешать, не тревожить. Не знаю, как бы я поступил на его месте. А что можно было сделать? Приютов для бездомных оленят у нас, как будто, нет.
Зачарованные красотой дремлющей природы (вот она, спящая красавица!), мы расположились сначала на одной, а потом на второй буне. В некотором отдалении я установил фотоаппарат на штатив, включил таймер и запечатлел исторический момент с двумя Колями и чаем в термокружках. (Пишу про штатив специально, так как привычное «фото автора» в конце статьи может смутить внимательного читателя: мол, как автор мог сфотографировать самого себя? А дело-то нехитрое.)
Захваченные с праздничного стола мандарины добавляли в посеребренный туманом пейзаж ярко-оранжевые праздничные нотки.
Интересно, что не только мы приятно проводили время на природе. Мимо проплывали байдарки. Вот! Настоящие спортсмены тренируются круглый год. И даже в такой непростой день, как 1 января. Коля, впрочем, не преминул блеснуть эрудицией и поправил меня: «Не байдарки, а лодки для академической гребли». Потом он ещё долго вспоминал свои школьные занятия греблей (во что лично мне не очень-то верится: Коля и гребля?..). Я думал о своем. Всё-таки жаль, что буны имеют такую обыденно-инженерную историю. Подумаешь: «регуляционное сооружение». Что в этом такого? Примерно так, в таком духе, сокрушалась Фрекен Бок, выговаривая Карлсону: «Ах, какая досада, что вы всё-таки не привидение!». Но ситуацию ещё можно было поправить. Недаром «Чаепитие на бунах» выходит в самой сказочной рубрике, в нашей «Шкатулке самоцветов».
Жил-был в селе Кицканы мальчик по имени Ваня. Он не был типичным городским мальчиком и поэтому просыпался рано, с петухами. Пропоет Петя-петушок, золотой гребешок, а Ваня уж на ногах. Выпьет простокваши из глиняного кувшина, съест краюху домашнего, с поджаристой корочкой, хлеба и отправится на берег пасти их единственную козу Нюрку. Единственную и неповторимую!
«Смотри, Ванюша, сынок, не подходи близко к воде!» – говорит мама, причесываясь перед зеркалом старинным, ещё бабушкиным, костяным гребнем. «Хорошо!» – кивает стриженный под горшок веснушчатый мальчуган, а сам всё глядит на бабушкин гребень. Очень он его всегда интересовал.
Вот только бабушку помнил Ваня совсем плохо. Знал от мамы, что родом она не из Кицкан, а из села Гребеники. Бабушка, по маминым словам, была необычная, много знала разных лечебных трав и кореньев. Стоя у Ванюшиной колыбели, она рассказывала ему сказку. Этот образ смутно присутствовал в его памяти. Жаль, сколько Ваня ни пытался, не мог вспомнить, о чем была та сказка. В доме о бабушке напоминали разные вещи: старинная прялка, ковер, вытканный её руками, да вот этот костяной гребень.
С собой на речку захватил Ваня не только егозу Нюрку, но и портативный радиоприемник. Выпас у бун был любимым его и Нюркиным местом. Пустив подопечную на вольные хлеба, Ваня взобрался на буну, устроился на одном из камней, имевшем удобную форму, наподобие кресла, включил радио. Как раз передавали песню популярной в селе группы «Аквариум». «Река Оккервиль, река Оккервиль. Я встал поутру на реке Оккервиль…» – мурлыкал в своем духе Борис Гребенщиков.
Слушая музыку, Ваня стал бросать камушки в воду. Почему-то мама всегда говорила ему, чтобы не бросал камушков. И только сегодняшним утром забыла, просто сказала не подходить близко к воде. Внезапно, стоило бросить очередной камушек, Ване показалось, что буна будто бы задвигалась под ногами. Но почти сразу всё прекратилось, только по воде пошли волны, как от байдарок или лодок для академической гребли.
От созерцания волн, на чьих гребнях отражалось солнце, его отвлек едва уловимый, как будто детский плач. «Может, кто-то из соседских ребят в лесу заблудился?» Ваня поспешил на выручку, и едва ступил под сень могучих тополей, как увидал олененка. Мама его куда-то запропастилась, а может, её и не было вовсе. Ваня погладил олененка, потом аккуратно поднял и перенес поближе к берегу. Настелил на «каменное кресло» побольше травы, устроил с комфортом, на свой детский лад.
Но вдруг вся буна содрогнулась (куда сильнее, чем в первый раз). Содрогнулась так, что радиоприемник, который ему подарили на день рождения, сразу полетел в реку. Землетрясение? Такое он уже видел. У них тогда в серванте перебилась вся хрустальная посуда. Ваня подхватил олененка, перебрался от греха подальше на песчаный берег.
А каменный гребень буны, меж тем, всё двигался и двигался. И вот… на глазах стал выгибаться, переходя из горизонтального положения в вертикальное. Посыпались мелкие камни, забурлила вода, появились десятки водоворотов, а шум стоял такой, будто мама утром в субботу пытается поднять папу с дивана.
И «папа», наконец, поднялся. Даже большой пестрый дятел на верхушке дерева перестал стучать. Оказалось, это никакая не «буна», а жуткое ископаемое существо, наподобие стегозавра, Ваня видел такого на картинке.
Мальчик с олененком бросился бежать. И едва скрылся под деревьями, вспомнил про козу Нюрку, оставленную на произвол судьбы. Та мирно, как ни в чем не бывало, щипала травку. Разбуженный и, конечно, невероятно голодный стегозавр направился к ней. Ещё мгновение…
Но тут на берегу между деревьями замелькало пестрое мамино платье. Мама бесстрашно ринулась в бой, метнула в исполина бабушкиным костяным гребнем. Гигант пошатнулся, зевнул, затем покорно воротился к реке, улегся на прежнее место. Ещё какое-то время он ворочался, кряхтел, храпел, а потом всё стихло.
О, как же радовалась мама, когда увидела, что её сыночек цел и невредим. А Ваня наконец вспомнил, какую сказку ему рассказывала бабушка.
Николай Феч.
Фото автора.
